До официального разрыва отношений дело не дошло, К. Перье по-прежнему осуществлял свои функции поверенного в делах, встречался с К. В. Нессельроде, который оказывал ему радушный прием. Император также проявлял свое расположение к французскому поверенному в делах и его супруге. Однако он заявил, что Пален вернется в Париж только тогда, когда Барант, посол Франции в России, вернется в Петербург
[655]. Как отмечал Мартенс, Николай I не желал идти на дальнейшее обострение франко-русских отношений. Он стремился «только восстановить равновесие между взаимными мероприятиями». Более того, он выражал свое удовлетворение, что дипломатический конфликт не вызвал «слишком большого раздражения со стороны короля и его правительства». Поэтому Н. Д. Киселеву было предписано считать «отныне это пустое дело законченным»
[656].
Но, как бы то ни было, уровень дипломатического представительства между двумя странами был понижен. С отъездом осенью 1841 г. графа Палена в отпуск, посольство России в качестве поверенного в делах возглавил Н.Д. Киселев. Францию в Петербурге после отъезда барона де Баранта первое время представлял поверенный в делах Казимир Перье.
В 1842 г. появилась возможность некоего улучшения в русско-французских отношениях. Поводом к этому послужил трагический случай – гибель герцога Орлеанского, старшего сына Луи Филиппа, наследника престола. Смерть герцога произвела сильное впечатление на русское общество. К. Перье писал 23 июля 1842 г. Гизо, что Нессельроде по поручению императора выразил соболезнования по поводу гибели герцога Орлеанского
[657]. Нессельроде даже сообщил Перье, что гибель сына Луи Филиппа может явиться «печальной, но единственной причиной, которая в состоянии сгладить прошлые недоразумения и нормализовать отношения, которые не прекращали существовать»
[658].
Между тем в сентябре 1842 г. Перье был заменен на своем посту вторым секретарем посольства бароном д’Андре (по причине болезни жены К. Перье). Андре было предписано придерживаться той же линии поведения, что и его предшественнику: занимать выжидательную позицию до тех пор, пока русское общество не изменит своего отношения к представителям французского дипкорпуса
[659]. К концу 1842 г. дипломатический конфликт между Россией и Францией был улажен, но вместо послов отныне так и остались поверенные в делах.
Летом 1844 г. Россия вновь оказалась в центре внимания французского правительства. Дело в том, что в июне этого года состоялся визит в Великобританию русского императора Николая I, весьма встревоживший французское правительство, которое опасалось возможного русско-английского сближения. Дело в том, что премьер-министр Роберт Пиль слыл русофилом; еще в большей степени другом России считался лорд Абердин, полагавший, что по подавляющему большинству вопросов Великобритания вполне могла договориться с Россией. Николай I считал, что к числу таковых относится и вопрос о судьбе Османской империи. Именно с этой целью – поделиться с британскими политиками своей идеей – мыслью о возможном распаде Османской империи и англо-русской договоренности относительно ее наследства – он и приехал в Великобританию. В начале 1844 г. Николай I дал понять, что он хотел бы нанести визит королеве Виктории. Соответствующее приглашение было тотчас получено. 31 мая 1844 г. император со свитой высадился в Вульвиче.
Почти тотчас после переезда по приглашению Виктории из Лондона в Виндзор Николай I виделся и говорил с Абердином. В результате путем обмена письмами между К.В. Нессельроде и Дж. Г. Абердином удалось заключить подобие консультативного соглашения о разделе Османской империи, из числа участников которого исключалась Франция. Это соглашение являлось исключительно секретным. Британское правительство откликнулось на инициативу Николая в расчете, что крушения Турции не произойдет, тем более что в документах декларировалось желание императора, чтобы Османская империя сохранялась «в нынешнем виде»
[660].
Во время визита Николай I беседовал с французским послом Сент-Олером, и, как это бывало в 1830-е, был с ним очень любезен, но не обмолвился и словом о короле Луи Филиппе. По словам Абердина, в разговоре с королевой Викторией российский император также не произнес имени французского короля. Более того, когда направление разговора привело к имени Луи Филиппа, «император прервал фразу и внезапно переменил тему»
[661]. В разговоре с Сент-Олером Абердин очень верно оценил отношение Николая I к Франции: «Он не имеет против вашего короля никакой личной злобы; он признал, что вот уже четырнадцать лет Европа во многом обязана его мудрости и правоспособности, но происхождение июльского правительства является революционным, и это существенно противоречит его чувствам и его политике»
[662]. На вопрос Сент-Олера, что ему передать своему правительству о цели визита императора Николая, Абердин ответил: «Я понимаю ваше любопытство. Путешествие из Англии в замок Ё или из замка Ё в Англию можно объяснить, как развлечение, но приехать на восемь дней с другого конца Европы, это уже не кажется таким простым. Однако… император не пытался заключить здесь какое-либо соглашение. Единственная тема, о которой мы разговаривали – это Османская империя; императора очень беспокоит ее слабость; но он не предлагал мне никакого плана, никакого проекта относительно различных случайностей, которые можно предвидеть»
[663]. Гизо, основываясь на донесениях своего посла, сделал аналогичный вывод: в 1844 г. Николай I не предлагал лорду Абердину план завоевания или раздела Османской империи без участия Франции. Хотя на самом деле Николай предлагал именно это…
Визит Николая I в Великобританию вызвал живейшую реакцию во французском обществе и правительстве
[664]. Оппозиционная пресса утверждала, что «цель императора России заключается в формировании англо-русского альянса против Франции». В газетах также отмечалась, что «император России, самый легитимистский из европейских монархов, никогда не простит Луи Филиппу восшествия на трон Бурбонов. В его глазах он всегда будет узурпатором»
[665]. Однако далеко не все политические деятели Франции были озабочены «русской угрозой». Выше отмечалось, что во Франции были сторонники сближения с Россией по причинам, прежде всего, внешнеполитического характера. По иным причинам за союз с Россией выступали легитимисты. Ее пример, доказывали они, показывал, как благодетельно влияет на жизнь и нравы страны абсолютная монархия
[666].
