Франция не потребовала от султана Марокко ни денежной, ни территориальной компенсации, а также отказалась от своего требования об изгнании Абд аль-Кадира, удовлетворившись обещаниями, следить за исполнением которых она была не в состоянии.
«Le Journal des Débats», аргументируя позицию правительства, объяснял отсутствие требования о денежной компенсации тем, что «Франция слишком богата для того, чтобы самой заплатить за свою славу»
[762]. Т.Р. Бюжо, к этому времени уже герцог Исли, оправдывал это следующим образом: марокканцы обещали бы выплатить вознаграждение, но не сдержали бы своего обещания. Поэтому Франции пришлось бы снова воевать, чтобы заставить марокканцев заплатить за прошлую войну
[763].
Политика правительства в марокканском вопросе вызвала резкую критику со стороны оппозиции, как в парламенте, так и на страницах прессы. Оппозиция упрекала кабинет в проведении антинациональной политики, в угодничестве по отношению к Великобритании. В частности, с подобными обвинениями выступила левая пресса. «La Réforme» писала о политической линии Гизо: «Едва Бюжо увидел со стороны Феса руки Англии, как министр, послушный английской политике, постыдно отступил»
[764]. Кроме того, газета обращала внимание на то, что текст договора был опубликован не в правительственной газете «Le Moniteur universel», а в провинциальной газете «Le Toulonnais», отмечая, что «министерство решило поместить сначала там монумент своей недостойной трусости и невероятной недееспособности». По мнению издания, Франция была вынуждена «сносить условия, навязанные султаном Марокко», и называла договор в Танжере «вечным камнем преткновения для министерства»
[765].
С резкой критикой договора в Танжере выступил А. Тьер. Анализируя действия Франции по отношению к Марокко, он выделил два объекта: войну и договор. «Блестящая война», по словам Тьера, должна была привести к серьезным военно-политическим результатам, которых, по его мнению, как раз и не последовало. «Я сожалею не о нескольких миллионах, – заявил он. Под серьезными результатами я понимаю определенные гарантии, которые бы позволяли не опасаться, что война разразится вновь. Этого не было достигнуто, и именно об этом я сожалею»
[766].
С аналогичными обвинениями в адрес правительства выступила левая оппозиция. «La Réforme» называла договор в Танжере «договором без гарантий», «только династическим украшением», «принесением в жертву национальных интересов», и отмечала: «Придет день, когда мы будем обязаны сражаться, чтобы сохранить то, что имеем»
[767].
Гизо пришлось защищать политику правительства. Выступая в Палате пэров 15 января 1845 г., он подчеркнул, что Великобритания уже давно оказывала покровительство Марокко, прежде всего потому, что «имело напротив него одно из своих важнейших учреждений» (имеется в виду Гибралтар. – Н.Т.). Несмотря на это,
Франция, по словам Гизо, действовала смело, решительно и независимо от Великобритании. Франция, продолжил Гизо, не только вела войну в Марокко, но атаковала марокканцев напротив самого Гибралтара, подвергнув бомбардировке сначала Танжер, а потом и Могадор. Причем эти действия французы осуществляли на виду у британского флота, находящегося в Средиземноморье. «И нам говорят, что в этом деле мы действовали в угоду британским интересам!»
[768].
Итак, политическая линия Гизо, занятая им в марокканской проблеме, была весьма умеренной. «Блестящая война», действительно, не привела к столь же блестящим последствиям. Однако Гизо, официально заявляя о том, что Франция не претендует расширять сферу своего влияния в Африке за пределами Алжира, что ее действия продиктованы только стремлением сохранить завоеванные позиции, мыслил гораздо глубже. Уже при Луи Филиппе Алжир стал форпостом французского влияния на севере Африки. Именно это объясняет не только рейд Бюжо в Марокко в 1844 г., но и действия Франции, направленные на недопущение восстановления контроля Османской империи над Тунисом, когда Франция вынудила османскую эскадру отойти от тунисского побережья. И хотя Тунис, как, впрочем, и Алжир, формально оставался частью Османской империи, Франция сделала все, чтобы сохранить его фактическую самостоятельность и усилить зависимость бея Туниса от Парижа.
Политика в Океании и «дело Притчарда»
На годы Июльской монархии приходится активизация политики Франции в Океании. К активным действиям в Тихом океане, в районе Маркизских островов и островов Общества французское правительство приступило только с конца 1830-х гг. Осторожная политика Франции в Тихом океане, как и в целом колониальная политика, была обусловлена как стремлением орлеанистов не допустить обострения взаимоотношений с Великобританией, так и отсутствием единого мнения относительно целесообразности колониальной экспансии.
За активную колониальную политику выступали торгово-промышленные круги Франции, нуждавшиеся в обширных внешних рынках сбыта и источниках сырья. Все более ясно становилось, что французская торговля не могла развиваться, опираясь только на свои бывшие колонии.
Франсуа Гизо была сформулирована первая и единственная официальная колониальная доктрина Июльской монархии – система «точек опоры». Она должна была способствовать расширению влияния Франции в Океании мирным путем, не разжигая огонь противоречий с Великобританией и поддерживая кажущееся равновесие сил между двумя странами. Понимая, что Франция была не в силах противостоять военно-морскому могуществу Великобритании силой оружия, Гизо счел целесообразным направить колониальную политику в меркантилистское русло.
Концепция создания «точек опоры» была сформулирована Гизо в его выступлении 31 марта 1842 г. Он заявил: «…необходимо… владеть в различных частях земного шара, которым предначертано стать великими центрами торговли и навигации, морскими станциями, укрепленными и сильными, которые будут служить точкой опоры для нашей торговли, и где мы сможем найти убежище…»
[769]
Концепция создания «точек опоры» в Океании нашла своих приверженцев. Так, Ф. Пито, автор работы «Французские колонии», солидаризируясь с мнением Гизо, писал: «Страна с успешно развивающейся внешней торговлей нуждается в морском могуществе для обеспечения безопасности внешней торговли. Для этого требуется владение укрепленными портами в отдаленных частях, там, где развивается национальная торговля. Эти порты, на период военных действий, станут местами убежищ и сосредоточения торговых судов; также они будут центрами различных экспедиций и местом стоянки для кораблей, разрушенных временем или врагами»
[770]. Приведенная цитата весьма показательна: она является редким случаем артикуляции колониальных интересов Франции: экономических, торговых, военных, геополитических.
