29 января газеты левой опубликовали список 213 парламентариев, вотировавших третий параграф адреса, под заголовком: «Депутаты партии Притчарда». «La Réforme» накануне сообщала, что оппозиционная пресса приняла меры, чтобы разослать этот список по всем коммунам Франции
[825]. Кроме того, оппозиция решила открыть денежную подписку для сбора средств на подарок адмиралу Дюпти-Туару.
Итак, оппозиция показала свою силу, а страна оказалась на грани министерского кризиса. Гизо писал: «Это не было однозначным триумфом оппозиции, но это было серьезным поражением министерства»
[826].
Кризис был преодолен, однако это «глупое и нелепое дело», как называл его сам Гизо, могло привести к чрезвычайно печальным последствиям как для Франции, так и для всей Европы (как докладывал Н. Д. Киселев, король Луи Филипп и Гизо даже опасались, как бы в англо-французский конфликт не были втянуты европейские государства, выступившие бы объединенным фронтом с Великобританией
[827]).
Гизо полагал, что «дело Притчарда» было «чрезмерно раздуто и приняло в глазах общественности важность вне всякой пропорции с истинным положением дел и интересами страны»
[828]. Однако, по его словам, Франция сумела выйти из этого затруднения с достоинством, отклонив все требования британского кабинета, согласившись только на самое скромное из них – на выплату денежного вознаграждения. Однако оппозиция и значительная часть общественности усматривала в этом очередное унижение национального достоинства Франции, политику, противоречившую национальным интересам страны. «La Réforme» обвиняла Гизо, которого она именовала «клиентом Англии», в государственной измене, называя линию поведения французского правительства в «деле Притчарда» «очередным Ватерлоо» и писала, что англичане «победили Францию не под командованием Веллингтона, а под руководством Гизо». Газета делала следующий вывод о политике Гизо: «Франция его проклинает, в то время как Англия его благодарит» и отмечала, что «победа Гизо празднуется английской прессой как национальный успех»
[829].
Окончательно французский протекторат над Таити был установлен 5 августа 1847 г. Между капитаном Лаво, сменившим комиссара Брюа, и королевой Помаре была заключена конвенция, действовавшая вплоть до 1880 г., когда король Помаре V уступил свои права Франции. Конвенция от 5 августа юридически отменила аннексию Таити, осуществленную Дюпти-Туаром. Согласно этой конвенции, на островах Общества устанавливалась некая форма конституционной монархии. Власть королевы была ограничена Законодательной ассамблеей, а сама конвенция являлась неким подобием конституции. При этом власть французов на островах была доминирующей в области внешней политики и довольно обширной в области внутренней (любой проект закона нуждался в одобрении королевского комиссара)
[830].
В 1840-е протекторат Франции был установлен и на других архипелагах Океании: в 1842 г. на Уэльских островах, островах Футуна, Туамоту и Тюбай, в 1844 г. на островах Гамбьен. В 1844 г. французское правительство, воспользовавшись англо-китайской «опиумной войной» 1840–1842 гг., навязало Китаю неравноправный договор, предоставлявший французским купцам разнообразные права и привилегии.
Глава 9
Февральский гром среди парижской зимы
Кризис и крушение режима
Вследствие особенностей правительственной «системы» Луи Филиппа во Франции процветала коррупция. Высшие должностные лица, включая министров, пэры Франции, депутаты были уличены во взяточничестве и других финансовых злоупотреблениях. Это, по определению современников, «загнивание» Июльской монархии во многом объяснялось тем, что политическая база режима, в особенности «политический класс», то есть круг лиц, в той или иной мере участвовавших в управлении государством, оказалась чрезмерно узкой. Согласно Хартии 1830 г., власть короля основывалась на принципе договора между ним и народом, однако на деле такой договор существовал только между королем и элитами, а политика компромисса означала наличие такового только для элит. Слабая подпитка элиты извне постепенно привела ее к изоляции. Правительство не сумело приспособиться к переменам, происходившим в стране во второй четверти XIX века.
Промышленный бум способствовал не укреплению режима, а обострению присущих ему противоречий
[831]. На его волне значительно усилился класс капиталистических собственников и предпринимателей, все более тяготившихся всевластием «нотаблей» и требовавших продолжения либеральных реформ, прежде всего расширения избирательного права. Приняв в 1831 г. избирательный закон, орлеанисты не предполагали дальнейшего реформирования избирательной системы, являясь приверженцами цензовой демократии, жестко увязывая собственность и политические права и считая избирательное право функцией. К 1846 г. число избирателей достигло 240 983, то есть увеличилось на 45 % по сравнению с 1814 г.
[832]Расширение избирательного корпуса явилось и результатом роста численности населения Франции: с 1831 по 1846 г. оно увеличилось с 32,5 млн до 35,4 млн человек. Но это увеличение составило всего 9 %, в то время как увеличение числа лиц, пользующихся избирательным правом, составило 45 %.
Однако оппозиция не была готова к такому медленному, эволюционному развитию. Гизо, сторонник теории «суверенитета разума», отказывался допустить, что обретение власти буржуазией (в широком понимании) подразумевает упразднение юридических привилегий и, следовательно, расширение права голоса на весь класс буржуазии, рассматривавшей избирательное право именно как свое право, а не функцию. Дело в том, что немало разбогатевших торговцев и промышленников так и остались за бортом цензовой системы, поскольку в расчет принимались не размеры богатства вообще, а уплачиваемые налоги, главным образом, с недвижимого имущества (земельной собственности).
Движение в поддержку избирательной реформы активизировалось во Франции с середины 1830-х. В 1837 г. республиканцы предприняли попытку объединить сторонников реформы в парламенте, однако после отказа лидера династической левой О. Барро присоединиться к ним, они избрали тактику внепарламентских действий: в 1840 г. в Париже был образован Комитет в поддержку избирательной реформы, деятельность которого заключалась в сборе подписей под соответствующей петицией. Однако вследствие разрозненности действий династической оппозиции, политических демократов из газеты «Le National» и социальных демократов из газеты «La Réforme», петиционная кампания не дала ожидаемых результатов.
