16 апреля. Пятница. Экстренное заседание Военного совета для рассмотрения некоторых законодательных дел по военно-учебным заведениям. Горячие прения возбудило представление Главного управления о распределении малолетних по разрядам для приема на казеннокоштные вакансии в военных гимназиях
[85]. Кроме генерал-адъютанта Непокойчицкого, все прочие члены согласились на новые правила.
Вечером проводил на Николаевскую железную дорогу жену, которая с младшими дочерьми отправилась на лето в Крым.
22 апреля. Четверг. Целую неделю не заглядывал в свой дневник; время было хлопотливое; собираясь вскоре в путь, заканчиваю дела, которые как-то особенно плодятся. В политическом мире мало примечательного: то телеграмма из Константинополя возвещает блистательную победу Мухтар-паши и занятие им Никшича, то из Рагузы приходит опровержение мнимых успехов турок и, наоборот, известие о торжестве инсургентов. Все ожидания и надежды сосредоточиваются на близком свидании императоров и канцлеров в Берлине.
Назначенный сегодня парад войскам отменен по случаю холодной погоды. Врачи оберегают здоровье государя.
29 апреля. Четверг. Париж. Последние дни минувшей недели провел в прощальных визитах, откланивался особам императорской фамилии, имел в субботу последний доклад у государя, а в воскресенье, 25-го числа, утром выехал из Петербурга. Не останавливаясь нигде, прибыл в Париж утром 28-го числа; на станции железной дороги встретили меня сын и адъютант мой барон Фредрихс, проживающий в Париже уже несколько лет в должности второго военного агента. Немедленно по приезде поехал я к графине Ольсуфьевой, у которой остановились дочери мои, выехавшие ко мне навстречу из Ниццы. До Парижа доехали они вместе с Марией Николаевной Вельяминовой при гробе покойной княжны Вяземской.
Утром мы навестили графа Муравьева-Амурского, обедали вместе с графиней Олсуфьевой и Арапетовым в ресторане, а вечер закончили у Олсуфьевых за чайным столом.
Здесь узнал я новость о том, что консулы германский и французский в Салониках убиты турками и европейские эскадры отправлены к берегам Турции. Этот случай может послужить для более решительной развязки турецкого вопроса в Берлине. Сегодня наш государь должен приехать туда, и через несколько дней, может быть, в газетах начнут толковать о результате самых секретных дипломатических совещаний.
Вчера, по приезде в Париж, нашел записку ко мне от княгини Трубецкой, известной под именем Лизы Трубецкой. Она живет здесь уже несколько лет и старается играть роль в политической жизни; в гостиной ее собираются политические фигуры разнообразных оттенков из Франции и со всей Европы. Княгиня Трубецкая возымела странную идею – познакомить меня с Гамбеттá
[86]. Я уклонился от этой встречи, которая неизбежно была бы истолкована в неблаговидном смысле, так как я, находясь в Париже только проездом, ни у кого из политических лиц не буду и даже, может быть, не увижу нашего посла князя Орлова, которого сегодня утром не застал.
8 мая. Суббота. В прошедшую пятницу, 30 апреля, утром был у нашего посла князя Орлова, завтракал у него с советником посольства Фонтоном, секретарем Бутеневым и консулом Кумани. Главным предметом разговора, конечно, были турецкие дела и свидание императоров и канцлеров в Берлине.
В тот же день, отобедав у Олсуфьевых, вечером выехал из Парижа вместе с обеими дочерьми. 2 (14) мая, в воскресенье, рано утром прибыли мы в Вену, где наш военный агент полковник Фельдман приготовил нам помещение в «Hôtel Impérial». Везде преследовала нас холодная погода; мы зябли даже в комнатах и по случаю дурной погоды бóльшую часть дня провели в гостинице. На другой день, едва успев сделать кое-какие закупки, выехали из Вены в 11 часов утра через Краков и Львов и ровно через сутки были в Волочиске, где для нас ждал особый вагон.
В среду, 5 мая, в 9½ часа утра мы были в Одессе. На станции встретил меня генерал-адъютант Семека с главными лицами Военно-окружного управления и войск. Евгений Михайлович Понсэ приготовил нам помещение в гостинице «Швейцарской», но, к сожалению, мои вещи из Петербурга получены были только на другой день утром, так что весь день среды, не имея военного костюма, я не мог никуда выйти из гостиницы. В четверг посетил я генерала Семеку и вместе с ним осмотрел новые постройки юнкерского училища и госпиталя, а затем самое училище, где застал экзамены. Училище это, так же как и все другие юнкерские училища, поставлено весьма удовлетворительно и успешно выполняет свое назначение.
В 3 часа пополудни мы вышли из одесской гавани на пароходе «Коцебу»; до ночи имели самое спокойное плавание, но утром следующего дня (в пятницу) нас несколько покачало между Евпаторией и Севастополем. В Севастополе я не выходил на берег, но виделся на пароходе с тамошними властями и полковником Гемельманом. В шестом часу вечера мы прибыли в Ялту, где уже ожидала нас жена с экипажем, и мы все немедленно отправились в Симеиз.
С любопытством ждал я встречи с нашим жильем в оконченном и благоустроенном виде. Однако ж сегодня утром, к великой нашей досаде, не удалось вполне насладиться прелестями нашего скромного, но живописного приюта: поднялся страшный ветер с дождем и к полудню обратился почти в ураган, так что трудно было удержаться на ногах вблизи дома. Таким образом, мы должны были целый день оставаться в комнатах, занимаясь приведением в порядок своей домашней обстановки.
Проездом через Одессу узнал я о последних политических новостях. В Болгарии решительно готовится восстание; в Константинополе – волнения, уличная толпа осмелилась даже остановить султана и заставила его выйти из кареты – случай небывалый. Послы и посланники, по слухам, переезжают на ночь на пароходы, считая опасным оставаться в городе; однако ж генерал Игнатьев, как говорят, решил переехать, по обыкновению, в место загородного пребывания посольства – Буюкдере.
В газетной телеграмме из Берлина говорится, что на конференции, по соглашению между тремя империями, постановлено «возложить на Россию принятие энергичных мер для приведения в исполнение решений Конференции по турецким делам». Телеграмма эта несколько встревожила меня; не совсем еще отдаю себе отчет в значении ее, не зная, в чем именно заключается постановленное в Берлине разрешение турецкого вопроса. Если под словом «энергичные меры» можно подразумевать применение оружия, то, вероятно, мне не удастся воспользоваться своим двухмесячным отпуском и придется поспешить обратно в Петербург ранее срока.
14 июня. Понедельник. Более месяца не заглядывал в свой дневник, предавшись полному far niente в своем безмятежном уединении. А между тем было что записывать в дневнике за это время. Неожиданная для всех революция в Константинополе, свержение одного султана и возведение на престол другого, потом подозрительное самоубийство свергнутого калифа, убийство новых министров; в то же время проделки английского правительства, разыгравшего в Константинополе комедию для усиления своей популярности, с высылкой сильной английской эскадры в Безикскую бухту в видах поддержания распадающегося государства и наперекор последним стараниям пяти больших континентальных держав уладить мирным путем дела на Балканском полуострове – всё это составит любопытную главу в истории нашего времени. Вся Европа пришла в тревожное состояние; заговорили о неизбежной войне; уже толковали о том, что Англии удастся снова, по примеру Восточной войны 1853–1855 годов, восстановить всю Европу против России; опять поднялась враждебная нам газетная полемика.
