На этой неделе я был на двух обедах в честь князя Черкасского: во вторник – у Александра Аггеевича Абазы, а в пятницу – у Константина Карловича Грота.
Вчера только узнал, что еще в сентябре президент Французской республики удостоил меня ордена Почетного легиона (Grand-croix).
15 ноября. Понедельник. Вчера опять ездил в Царское Село по случаю дня рождения цесаревны. Пока шла обедня, мы с Грейгом пошли в мою комнату и беседовали о современной политике. Грейг не понимает, из-за чего может быть война и как вести ее зимой. Он поклонник Англии; убежден, что она вовсе не имеет враждебных против нас намерений, лишь бы не шли мы на Константинополь.
Заем (внутренний) в 100 миллионов, как говорят, не дал блестящих результатов. Финансисты наши даже сомневаются в том, покрыт ли он сполна. А между тем 100 миллионов – ничтожная цифра, если в виду большая война.
Вчера, в воскресенье, вечером собрались у меня несколько приятелей, обычным порядком.
Сегодня, после приема в канцелярии Министерства, отдал я визит австрийскому послу барону Лангенау. Обыкновенно он смотрит как-то мрачно, недружелюбно; теперь же, напротив, сделался очень любезен; беседа наша продолжалась добрых полчаса; австрийский посол верит в мирный исход восточного вопроса, рассыпается в похвалах нашему государю и уверяет, что Англия вовсе не имеет желания ссориться с нами. По словам его, на речи и действия Биконсфильда (Дизраэли) не стоит обращать внимания: он романист, а не государственный человек; наделавшая недавно столько шума речь его в парламенте – ничего больше, как болтовня легкомысленного человека после обильной обеденной выпивки… и т. п. Вообще, теперь преобладает и в дипломатии, и в обществе надежда на соглашение. Возлагают большие упования на благоразумие и спокойствие лорда Солсбери. Увидим.
16 ноября. Вторник. Сегодня в Царском Селе после моего доклада было опять у государя совещание. Кроме великих князей были приглашены: государственный канцлер, министр финансов, граф Адлерберг, генерал-адъютант Непокойчицкий, князь Черкасский, белградский консул Карцов и я. Главным предметом обсуждений были привезенные Карцовым и бывшим сербским министром Мариновичем известия о настоящем положении Сербии. Маринович привез письмо князя Милана к государю и данную князем собственноручную инструкцию Мариновичу. Из обоих этих документов видно, что Сербия находится в отчаянном положении; князь Милан раскаивается в том, что ослушался благих советов русского императора, и прямо заявляет, что без сильной помощи России Сербия не в состоянии продолжать войну и вынуждена будет подчиниться всем турецким требованиям. Князь Милан выражает готовность свою вступить лично в ряды русских войск.
После довольно разнообразных рассуждений решено было: 1) помочь Сербии деньгами и послать туда лицо для организации сербских военных сил; 2) помочь Черногории доставкой патронов и 3) ускорить по возможности ход переговоров как в Константинополе, так в Вене и в Бухаресте.
Относительно конвенции с Румынией я получил вчера любопытные сведения от полковника Золотарева, который только что возвратился из Бухареста. Из разговоров его с Братиану видно, что первый министр румынский заметно изменил свои взгляды со времени посещения Ливадии; он уклоняется от всяких положительных заявлений относительно заключения конвенции и как будто боится компрометировать и себя, и Румынию преждевременной сделкой с Россией.
19 ноября. Пятница. Дипломатические известия продолжают быть успокоительными, хотя в самом Константинополе господствует настроение воинственное и самонадеянное. В последние дни у нас главным предметом забот были разные вопросы, относящиеся к устройству полевого управления действующей армии. Сегодня же главнокомандующий с многочисленной своей свитой отправился в экстренном поезде по Николаевской железной дороге. Проводы были торжественные и одушевленные: на улицах толпы народа кричали «ура!», на вокзале – другая толпа генералов и офицеров, во главе их – наследник цесаревич и другие великие князья. От войск гвардии и армии поднесены главнокомандующему иконы. Возгласы «ура!» умолкли только тогда, когда поезд ушел со станции.
Из Вильны вызван генерал-лейтенант Никитин, начальник штаба округа. Я указал на него как на человека наиболее способного для предположенного отправления в Сербию, чтобы помочь тамошнему правительству в устройстве вооруженной силы. Он едва застал великого князя перед самым отъездом его. Надеюсь, что Никитин хорошо исполнит крайне трудное поручение. Одно из главных затруднений встретит он в личности Черняева – самолюбивого до смешного. Трудно объяснить, почему и государь, и великий князь Николай Николаевич щадят и балуют человека, который во всякой другой стране был бы осужден заочно на вечное изгнание.
20 ноября. Суббота. Сегодня в последний раз ездил я с докладом в Царское Село. Завтра царская фамилия переселяется в Зимний дворец. При докладе, когда речь коснулась настоящего хода мобилизации войск, государь сказал мне, что его истинно радует, что дело это идет так хорошо и в настоящем случае выказалось на деле, сколько сделано для благоустройства армии. «Даже противники твои, – прибавил он, – теперь вынуждены отдать справедливость тому, что тобою сделано». Государь протянул мне руку и
[105] сердечно обнял меня.
Государь недоволен ходом дипломатических дел. Несмотря на успокоительные сведения о свиданиях лорда Солсбери с дипломатами в Берлине, Вене и, наконец, в Риме, в Константинополе по-прежнему продолжаются проделки Эллиота. Благодаря его внушениям решено провозгласить в Турецкой империи комическую конституцию, в которую никто не верит, начиная с султана и самого Эллиота. В Афинах перемена правительства; в Бухаресте можно опасаться того же, а в случае удаления Братиану встретится затруднение в заключении конвенции. Румынское правительство торгуется, желая выговорить себе политические гарантии, что, впрочем, весьма естественно.
Но всего хуже известия из Белграда… Государь торопит отъезд генерала Никитина. Однако трудно вести дела, когда главное лицо – государственный канцлер – ничего знать не хочет, кроме редактирования дипломатических депеш и телеграмм. Главная забота его – вписывать эти депеши и телеграммы, даже самые ничтожные по содержанию, в заведенную им книгу, получившую прозвище «горчаковского альбома». Всё, что вне этой редакторской работы, государственный канцлер считает посторонним для него делом. Сегодня он даже уклонился от сношения с сербским правительством относительно командировки генерала Никитина. Министерство иностранных дел не принимает на себя никакой инициативы и ограничивается ответами на запросы послов. К сожалению, и в этом не всегда удачно.
23 ноября. Вторник. В прошлое воскресенье, между парадом лейб-гвардии Семеновского полка и обедом в Зимнем дворце по случаю полкового праздника, было у меня совещание на предмет сербских дел и командирования туда генерал-лейтенанта Никитина. В совещании участвовали Гирс, князь Черкасский, консул Карцов, князь Васильчиков (председатель петербургского отдела Славянского комитета), граф Гейден и генерал Никитин. Пришлось обсуждать и разрешать такие вопросы, которые прямо подлежали бы Министерству иностранных дел; но оно как будто в стороне. Вчера же оказалось, что оно даже не сочло нужным позаботиться об отпуске из Министерства финансов предположенной субсидии сербам в 1 миллион рублей; пришлось мне же взять на себя инициативу в этом деле: я написал министру финансов, который сегодня уже уведомил меня об испрошенном им высочайшем разрешении на отпуск этого пособия.
