Сегодня получено известие, что конвенция с Румынией наконец подписана. Со вчерашнего же дня началась дополнительная мобилизация наших войск. К сожалению, отовсюду приходят известия о прекращении сообщений то от разлива рек, то от повреждения железных дорог, ледохода и т. д.
12 апреля. Вторник. Кишинев. Сегодня совершилось историческое событие: объявлена война Порте, и в прошлую ночь войска наши уже перешли границу как европейскую, так и азиатскую. Подписанный сегодня в Кишиневе манифест появится в завтрашних газетах.
Государь с наследником цесаревичем выехал из Петербурга в ночь на 8 апреля (с четверга на пятницу). Сопровождали его в поезде, кроме меня, генерал-адъютанты граф Адлерберг, Игнатьев, Мезенцов, Рылеев, Воейков, граф Воронцов-Дашков, генерал-майор Свиты Салтыков, из флигель-адъютантов князь Долгоруков, затем прусский и австрийский военные агенты (генерал-адъютант Вердер и флигель-адъютант барон Бехтольсгейм), два адъютанта наследника и чины военно-походной канцелярии. Независимо от этой свиты отправлено вперед, в Кишинев, большое число флигель-адъютантов, генералов свиты и три генерал-адъютанта: князь Меншиков, Чертков (Михаил) и Левашов.
Ехали мы безостановочно до самой Жмеринки, и почти на всем пути провожала нас сквернейшая погода: снег и вьюга. Первый смотр войскам был в Жмеринке, утром 10-го числа (воскресенье). Несмотря на холодную и сырую погоду, на непролазную грязь, 5-я пехотная дивизия представилась в превосходном виде. Точно так же и вечером в Бирзуле 31-я пехотная и 9-я кавалерийская дивизии показали себя в отличном состоянии. Даже прежние пессимисты, сомневавшиеся в существовании армии после всех реформ последних 15 лет, должны были успокоиться. В особенности замечателен был бодрый, смелый вид теперешнего солдата сравнительно с прежним забитым, запуганным страдальцем.
Государь после каждого смотра собирал около себя офицеров и говорил им несколько слов, на которые они отвечали взрывом восторженных «ура!». Как на первых двух смотрах, так и на последующих выказалось возбужденное состояние духа во всех войсках; тут не было ничего искусственного, поддельного, а выражался на всех лицах искренний энтузиазм.
Вечером 10-го числа прибыли мы в Тирасполь. Здесь на станции железной дороги встретил государя главнокомандующий армии великий князь Николай Николаевич с частью своего штаба и русский генеральный консул в Бухаресте барон Стюарт. Этот последний выехал навстречу государю, чтобы убедить его величество, по просьбе румынского князя Карла, замедлить на несколько дней объявление войны и открытие военных действий.
Князь Карл признавал это необходимым не столько потому, что Румыния вовсе не приготовилась к войне (да и не могла приготовиться, так как, по словам барона Стюарта, казна ее была совершенно пуста), сколько по соображениям внутренней политики: подписав конвенцию, князь Карл убоялся последствий нарушения конституции и решился собрать 15-го числа сенат, чтобы легализовать заключенный акт.
По этому предмету происходило в императорском вагоне совещание. Великий князь главнокомандующий и генерал Левицкий объяснили сделанные ими распоряжения на предстоявшую ночь на 12-е: всё было уже готово к переходу через границу. При этом было особенно важно начать движение неожиданно для турок, дабы хоть передовым отрядам успеть занять Галац и Браилов и прикрыть Барбошский мост на Серете.
Игнатьев и я старались отклонить мысль об отсрочке начала войны. Подобная перемена накануне дня, заранее назначенного, могла произвести крайне прискорбные замешательства, тем более что кавказские войска на границе Азиатской Турции могли и не получить своевременно извещения об отсрочке. Во всяком случае, мы лишились бы выгоды внезапности нападения. По всем этим соображениям и несмотря на настойчивые убеждения барона Стюарта, государь решился не изменять сделанных распоряжений, а барону Стюарту приказал немедленно отправиться обратно в Бухарест, объяснить князю Карлу невозможность исполнения его желания и вместе с тем вручить ему на первый раз миллион франков золотом, в счет ссуды, которую князь просил для покрытия самых неотложных расходов. Так и было сделано: барон Стюарт в ту же ночь уехал с экстренным поездом и проездом через Кишинев получил из полевого казначейства золото.
11-го числа, в понедельник, в 9 часов утра, происходил у самой станции Тираспольской смотр 9-й пехотной дивизии и 9-й бригаде 32-й дивизии. Погода была сносная; войсками государь был очень доволен и немедленно после смотра продолжал путь далее, без остановки в Кишиневе, до Унгени, последней станции железной дороги по сию сторону Прута. Во время проезда через Кишинев государь принял князя Гику, присланного румынским князем с подписанной конвенцией; ему же, князю Гике, поручили войти в переговоры о займе. Румынский посланец остался в императорском поезде на всем пути до Унгени и обратно в Кишинев.
Во время этого переезда погода опять изменилась, термометр опустился ниже нуля, пошел снег, поднялся ветер, и потому смотр войскам в Унгени происходил при самых неблагоприятных условиях. Тут были собраны 12-я пехотная и 8-я кавалерийская дивизии с 7-м саперным и железнодорожным батальонами. Войска эти стояли биваком, имея при себе только легкие походные палатки. Дождь и снег так и хлестали в лицо; на поле грязь была невообразимая. И все-таки войска были бодры, стройны и столько же одушевлены, сколько и все другие, бывшие до сих пор на смотрах; даже, кажется, еще несколько более других, может быть, под впечатлением местных условий: войска эти стояли на самой границе и первые переступят ее; железнодорожный батальон и саперы уже работали на мосту через Прут.
В Кишинев вернулись мы уже в двенадцатом часу ночи. Как обыкновенно, станция была переполнена начальствующими лицами, депутациями и публикой. Нас развезли по квартирам, отведенным в разных частных домах. Меня поместили в красивом доме некоего господина Семиградова, по-видимому, богатого помещика Бендерского уезда и тамошнего предводителя дворянства. Госпожа Семиградова, как кажется, молдаванка или гречанка, очень любезно указала отведенные мне комнаты. Через несколько минут навестил меня мой сын, приехавший сюда на несколько дней ранее в числе присланных вперед флигель-адъютантов.
Сегодня, 12-го числа, к 9 часам утра, приехав к государю в губернаторский дом, я узнал, что манифест о войне подписан и дано знать по телеграфу о распубликовании его. Я также отправил телеграммы в Одессу, Тифлис и Петербург. В 9 часов государь поехал в собор; при входе встретил его архиерей Павел красноречивой речью, которая была бы очень хороша, если б была покороче и если б не попали в нее некоторые неуместные политические намеки.
После краткого молебствия государь поехал за город, на поляну, на которой выстроены были войска: 14-я пехотная и 11-я кавалерийская дивизии, с частью саперной бригады, Собственным е. в. конвоем и 2-мя только что сформированными болгарскими дружинами. Вся дорога к этой поляне, грязная и гористая, была запружена множеством еле тащившихся экипажей всякого рода и пешеходами. Моя тяжелая коляска, запряженная парой кляч, совсем завязла в грязи, так что подвезли меня ехавшие за мной добрые люди. Погода в это утро поправилась: выглянуло солнце и термометр поднялся до 10°.
