Родительская власть также вызывала споры. Родители полагали, что шариат дал им определенные права, подтвержденные исламскими учеными, которые участвовали в создании голицынского проекта 1820‐х гг. и имперского законодательства 1834 г., и обращались в исламские суды и ОМДС, чтобы дисциплинировать детей. Дети в свою очередь прошениями добивались права самим выбирать брачных партнеров – эта позиция иногда опиралась на инструкции муфтия Сулейманова, согласно которым требовалось только согласие невесты. В 1843 г. Зулейха Ахтямова из деревни Сибаево написала в ОМДС, протестуя против «самое гибельное положение» из‐за брачного сговора между ней и мусульманским чиновником Ядмиром Чурамановым. В 1857 г. Марьям Зубаирова также искала защиты ОМДС от своего отца и выбранного им жениха; она даже ездила в Уфу со своим собственным избранником Салимгареем Ибрагимовым и предстала перед членами ОМДС. В обоих случаях исламская иерархия аннулировала волю родителей и поддержала право этих женщин выйти замуж по своему выбору. ОМДС также поддержало казашку из-под города Петропавловска, обратившуюся в 1849 г. с жалобой на то, что, хотя она заключила брачный контракт со своим женихом, отец собирался выдать ее за другого мужчину. Женщина из башкирской деревни в Уфимском уезде по имени Гайнифура Сулейманова попросила ОМДС повлиять на муллу, который отказался сочетать ее браком с «избранным женихом Зиатдином Шарафутдиновым». Сулеймановой удалось убедить муллу совершить бракосочетание вопреки воле отца. Последний лично прибыл в Уфу и выразил в ОМДС протест в отношении муллы, который совершил бракосочетание против отцовской воли и, с его точки зрения, «вопреки шариату и закону»
[266].
Такие родители считали, что Божий закон вкупе с законами империи предоставил им абсолютный контроль над браками в их семьях. Миряне высказывали этот взгляд в самых разных учреждениях. Но исламские ученые из ОМДС возражали на это, ссылаясь на учение ханафитов. В таких случаях ОМДС отдавало приоритет взаимному согласию супругов над родительской властью, хотя статья 2057 уголовного кодекса в иных случаях запрещала брак без одобрения родителей. Резюмируя жалобу отца Сулеймановой, асессор ОМДС объяснял, будто школа Абу Ханифы считает, «что брак действителен и без родительского согласия». Но в данном случае протест несчастного отца был поддержан другим ханафитским принципом. Поскольку жених, Шарафутдинов, имел репутацию конокрада и вора, ОМДС заключило, что «по шариату при неравенстве поведения и состояния брачующихся, отец не только имеет право не согласиться на подобный брак, но даже имеет право просить о разводе». Оно предписало имаму разобрать жалобу отца и расторгнуть брак Сулеймановой. Оно также просило уфимскую губернскую администрацию выдвинуть обвинение против муллы, который сочетал браком Сулейманову, и снять его с должности, заявляя, что он действовал «решительно не согласно как Шариатом, так и с Законами Империи»
[267].
Мусульман разделяли также конфликты вокруг внебрачных связей; практика обращения в полицию по таким поводам стала главной особенностью общинной жизни и просуществовала до ХХ в. Мусульманские крестьяне и горожане, как и православные, пристально следили за личной жизнью членов общины. Исламская иерархия получала доносы о неподобающем поведении почти исключительно от соседей и родственников. В 1888 г. из доноса Баграшея Бакиева, который известил ОМДС о «прелюбодейной связи», иерархи узнали, что в городе Енисейске Минлибай Абдукаев живет вне брака с русской солдатской вдовой Анисьей Яковлевой. Когда один мулла провел расследование, то Фетхулла Абдуллин, Ахметхан Сафиянов и еще девятнадцать мусульман из этого города показали, что «он вместе [с ней] в баню и спит на одной постеле», и трижды поклялись «именем Бога», что их обвинения истинны. ОМДС приказало Абдукаеву три недели поститься под руководством муллы
[268].
Мусульмане также обращались со своими обвинениями к гражданским властям, как было в случае, разбиравшемся Оренбургской пограничной комиссией в 1849 г. В ходе расследования нападения одного мусульманина на другого некая казашка по фамилии Айзярыкова призналась, что имела «любовную связь» с одним из них. Комиссия запросила инструкций ОМДС, которое ответило, что согласно уголовному кодексу Айзярыкова за свое правонарушение должна совершить «покаяние» под руководством местного имама. ОМДС приказало ей «две недели нести в доме своих родителей или родственников пост а потом при этом имаме и родителях ея… принесть покаяние». Ее любовник Алтаев был приговорен к такому же наказанию. В 1854 г. Казанский уездный суд известил ОМДС об аналогичном случае с участием женщины по фамилии Салгеева, которая также призналась в «блудной связи». ОМДС назначило то же наказание через покаяние, но добавило, что имам должен также руководить родителями или родственниками Салгеевой, чтобы в будущем не позволить ей «до такого поступка себя допущать»
[269].
Во многих селах возможности имама привлечь к суду обвиняемых в прелюбодеянии своими силами были ограничены. Кроме того, как обнаружил один муэдзин в Уфимской губернии, обвинения в прелюбодеянии бывало очень трудно доказать. Когда муфтий проигнорировал донос муэдзина, тот в 1879 г. написал жалобу губернатору о «частовременном посещении ахуном Амировым, без всякой надобности, и в ночное время дома соседа моего Багамана Искакова, во время не бытности самого Искакова дома, когда в доме оставались только жена Искакова и 25-тилетняя дочь Искакова Фахриземала».
МВД отклонило жалобу, добавив, что Амиров имеет право привлечь своего обвинителя к суду за «оскорбление» и что доносчик подлежит судебному преследованию за ложный донос. В 1871 г. два имама из Спасского уезда Казанской губернии сообщили ОМДС, что Фатима Валиуллина сошлась с вероотступником Минлибаем Иштугановым. Имамы жаловались, что те жили «как муж с женой», и просили ОМДС «от таковой незаконности их удержать». ОМДС предписало местной полиции расследовать обвинение и «разлучить их от совместного сожительства», если оно подтвердится
[270].
