– Нет! Это и есть настоящий ужас! Ложные надежды! Конец света, Харви! Наш проклятый мир развалился, а мы обещаем то, чего нет и никогда не будет.
– Конечно, – согласился он. – Мы в курсе того, что случилось.
– Но зачем же вообще стремиться пережить зиму?
Он встал и подошел к ней. Морин не шевелилась. Он склонился над девушкой, не притрагиваясь к ней, и она затаила дыхание.
– Во-первых, все не безнадежно, – проговорил он. – Харди и ваш отец выработали отличный план. Чтобы реализовать его, нужно немалое везение, но шанс есть. Как по-вашему?
– Наверное. Но если мы исчерпали наш запас удачи?
– А теперь, перейдем ко второму пункту, – безжалостно продолжал Харви. – Предположим, что зимой мы умрем с голода. Даже если и так, то игра все равно стоит свеч. Если мы сможем хотя бы на паршивый час, избавить кого-нибудь от тех душевных мук, какие переживал я, корчась на заднем сиденье автомобиля… Морин, если знаешь, что избавил хоть одного человека от такого ада, можно спокойно умереть. И вы в силах сделать это. Если вам нужно лгать – лгите. Но не сдавайтесь.
Он не шутил. Возможно, он тоже врал, притворялся, но ведь он действительно подразумевал именно это – в противном случае, зачем бы ему распинаться перед ней?
«Возможно, он прав. Господи! Сделай так, чтобы он и впрямь оказался прав. Только Тебя ведь нет, Тебя нет?
Насколько ты сам веришь себе, Харви Рэндолл? Насколько тверда твоя решимость? Пожалуйста, не растеряй ее, ведь она начинает передаваться мне. И она может стать и моей решимостью».
Она подняла глаза на Харви и прошептала:
– Хотите, чтобы я опять была вашей?
– Да. – Он не шелохнулся.
– Почему?
– Я месяцами думал о вас. И я больше не хочу чувствовать вину. Я хочу любить кого-нибудь и хочу, чтобы меня любили.
– Вы перечислили веские причины.
Морин поднялась и потянулась к нему. Ощутила его руки на своих плечах. Он обнял ее, слегка прижав к себе, любуясь ею. Влажный ворот свитера холодил шею.
Она едва не отпрянула: то, что могло сейчас произойти, было бы не случайным, не таким, как в прошлый раз. И это бы точно не стало очередным пустяком.
Его ладони на ее спине были теплыми, от него пахло потом и усталостью – честный запах, в отличие от ароматов аэрозолей. Когда он нагнулся, чтобы поцеловать ее, ее тело словно ударило током, и она вцепилась в Харви, прильнула, вжимаясь в него, надеясь забыться.
Постелив сверху спальник, они легли на надувной матрац. Теперь он нежно обнимал ее, и она знала, что будет хорошо – и по прошествии долгого времени стало хорошо.
Потом она лежала рядом с ним, наблюдала, как молнии рисуют странные узоры на болотном пластике, и думала о том, что натворила.
Делай свою работу.
Вот зачем дается жизнь – делать свое дело. Кажется, что-то такое имел в виду Альбер Камю в «Чуме», и именно подразумевал и Харви.
«Моя жизнь включает в себя массу всякой всячины, но я не уверена, что в нее должен войти и Рэндолл. Вот в чем парадокс. Он сказал мне, для чего я должна жить, и я прекрасно понимаю, что одной мне не справиться, но что бы сделал Джордж, если бы знал, где я сейчас?»
Выгнал бы парня.
– Что случилось? – спросил он.
Его голос доносился словно бы издалека.
Обернувшись к нему, Морин попыталась улыбнуться.
– Ничего. Все. Просто я думала.
– Ты дрожишь. Замерзла?
– Нет. А твой сын?.. И мальчик Мари?
– Они где-то там, наверху. И я должен пойти искать их. Я давно пытаюсь убедить Харди отпустить меня, но он слишком занят, чтобы беседовать со мной. Если потребуется, я уйду без разрешения, но я сначала спрошу его снова. Завтра. Не получится. Нет. На завтра намечено кое-что другое.
– Ранчо Романов.
– Да.
– Ты примешь участие в этом?
– Похоже, жребий пал на нас с Марком. К нам присоединятся мистер Кристофер и его брат. Эл Харди. И еще несколько человек.
– Будет перестрелка? Ты понимаешь, что тебя могут убить?
– Ага. Они стреляли в Гарри. И кого-то они уже прикончили.
– Не боишься? – спросила она.
– А как же иначе? Но надо – значит, надо. А когда все будет позади, я попрошу Харди позволить мне отправиться в горы вместе с Марком.
Морин не стала спрашивать Харви, обязательно ли ему уходить. Она не потеряла остатки разума.
– Вернешься?
– Да. А ты хочешь?
– Да. Но… но я не люблю тебя.
– Ну и ладно, – проворчал он и усмехнулся. – Мы ведь едва знакомы. Когда-нибудь ты влюбишься в меня?
– Не знаю. – «Не смею себе такое даже позволить». – Вряд ли я когда-нибудь кого-нибудь любила. У любви нет будущего. Впрочем, будущего вообще нет.
– Полюбишь, – возразил Харви.
– Давай не будем о грустном.
В Сахаре льет дождь. Озеро Чад выходит из берегов и затапливает город Нгигми.
Нигер и Вольта под водой – в паводке тонут миллионы тех, кого пощадило цунами. В восточной Нигерии племя Ибо поднимает восстание против местного правительства.
Далее к востоку палестинцы и израильтяне внезапно осознают, что уже нет великих держав, способных вмешаться в драку: на сей раз война будет вестись до победного конца. Войска Израиля, Иордании, Сирии и Саудовской Аравии выступают в поход. Реактивных самолетов тоже нет, а для танков не хватает горючего. Восполнять расход боеприпасов нечем, но сражение не закончится, пока у людей есть ножи.
Неделя Вторая: В Горах
Время, как вечно текущий поток,
Уносит детей своих,
И они исчезают в назначенный срок,
И никто не вспомнит о них.
Исаак Уоттс
Псалом 90 (1719)
С неба низвергались потоки воды. Рэндолл едва замечал ливень. Он смотрел на раскисшую дорогу, обходил самые глубокие выбоины и осторожно перешагивал через грязные скользкие камни.
Ему было хорошо идти, одолевать широким шагом крутую извилистую тропу, ведущую к Высокой Сьерре. Ни автомобилей, ни людей – только дорога. Он взял с собой еду, нож и спортивный пистолет. Не слишком много припасов и патронов, но Харви радовался, у него вообще что-то есть.
– Эй, как насчет того, чтобы передохнуть? – крикнул Марк, который брел позади.
Рэндолл никак не прореагировал. Ческу пожал плечами, пробормотал что-то себе под нос и перекинул дробовик с правого плеча на левое. Ружье он нес дулом вниз, спрятав под пончо. Оружие оставалось сухим, зато Марку казалось, что он сам вымок до нитки. Вдобавок он вспотел, так что, наверное, пончо ему сейчас ни к чему. Словно ему устроили баню с парилкой.
