– Нет, – проговорила Морин. – Итак, мы не можем отпустить их на волю. И принять их – в качестве полноправных сограждан. Поэтому, к сожалению, нам остается лишь одно… Пусть трудятся в Твердыне, чтобы мы могли позволить себе чуточку больше… Но мы не должны называть их рабами, поскольку тогда у нас появится искушение, и мы вообразим себя их хозяевами… Мы вправе принудить их к той или иной работе, но называть их будем военнопленными. И относиться к ним станем соответственно.
Эл поглядел на нее сконфуженно. Он и не подозревал, что она может быть такой напористой. Он перевел взгляд на сенатора, но увидел лишь смертельно усталого человека.
– Ладно, – сказал Харди. – Эйлин, нам надо устроить лагерь для военнопленных.
Окончательное решение
Крестьянин есть существо вечное и независимое от каких бы то ни было культур. Вера настоящего крестьянина древнее христианства, его боги древнее любых богов более развитых религий.
Освальд Шпенглер.
Закат Европы
Ко Дню Падения Молота фургон уже не был новым. Но за последние несколько месяцев он совсем состарился. Однако теперь он упрямо катил по бездорожью и вдоль берега недавно возникшего моря.
Он провонял рыбой. Техническое обслуживание стало невозможным, а от непрерывных дождей он насквозь проржавел. Сохранилась лишь одна фара, и полуослепший автомобиль, казалось, знал, что его время практически истекло. Он с ревом ковылял по дороге, а когда он подпрыгивал на сдыхающих рессорах, в бедро Тима вонзалась игла пронзительной боли.
Хуже всего было то, что машиной требовалось управлять. Правая нога не доставала до педали сцепления. Хамнер задействовал левую, и каждый раз казалось, будто в кость втыкается ледоруб. Но Тим продолжал быстро гнать фургон по изуродованной рытвинами «трассе», отыскивая равновесие между необходимостью ехать быстро и не увязнуть в трясине.
На посту у баррикады стоял Кэл Кристофер, вооруженный автоматом армейского образца. В другой руке он держал бутылку «Олд Федкал». Парень лучился от радости, едва не лопался от важности, и ему хотелось поговорить.
– Хамнер! Привет! – Он просунул бутылку в окно машины. – Выпейте-ка… Эй! Что у вас с лицом?
– Песок, – ответил Тим. – Послушайте, у меня в кузове трое раненых. Может кто-нибудь сменить меня за рулем?
– Да нас здесь только двое… Остальные празднуют. Вы, ребята, одержали победу, да? Мы знаем, что у вас там была драка, и вы расколошматили их…
– Раненые, – повторил Хамнер. – В госпитале кто-нибудь есть?
– Наверное. У нас тут тоже много пострадавших. Но мы победили! Они не ожидали, да, Тим? И это было здорово! Варево дока их попросту угробило. Они будут удирать без остановки, пока…
– Они остановились. И, Кэл, у меня нет ни минуты на разговоры.
– Да, верно. Все наши собрались в мэрии, а госпиталь совсем рядом, и вам помогут. Думаю, там нет трезвых, но…
– Баррикада, Кэл. Я не могу помочь вам разобрать ее. Я тоже ранен.
– Ах ты, жалость какая! – Кристофер отодвинул бревно, чтобы фургон проехал.
Стемнело, но ни в одном из домов не горел свет.
Тим не встретил ни души, зато ехать стало легче: рытвины уже засыпали.
Вскоре Хамнер вырулил к мэрии. В каждом окне здания теплилась свеча или керосиновая лампа. Этот свет не слишком впечатлял после ослепительного сияния АЭС, но служил несомненным признаком того, что здесь действительно устроили торжество. Похоже, все не поместились внутри, и потому, несмотря на мелкую снежную крупу, народ высыпал на улицу. Холодный ветер был им нипочем: люди стояли тесными группками и громко смеялись.
Тим затормозил возле бывшего городского санатория.
Он вылез из кабины, и навстречу ему бросились люди. Кто-то ковылял вперевалку. Эйлин. Солнечная улыбка, широкая и знакомая.
– Осторожнее! – закричал Тим, но опоздал.
Жена врезалась в него и крепко обняла, смеясь. А он старался не упасть. Мучительная боль заворочалась в кости.
– Господи! У меня в бедре кусок металла.
Она отскочила от него, как ошпаренная.
– Что случилось? – и увидела его лицо. Улыбка пропала. – Что с тобой?
– Снаряд из мортиры. Разорвался прямо перед нами. Мы с радиоаппаратурой находились на верхушке башни охлаждения. Осколки разнесли технику в куски… и полицейского… э… да, его фамилия… Уингейт… а я, Эйлин, стоял как раз между ними. Вот. Но мне повезло… только песок из мешка полетел в лицо и осколок застрял в бедре. У тебя все в порядке?
– Да, конечно. А ты, Тим?.. Ты можешь ходить. Ты жив. Слава богу! – Прежде, чем он сумел перебить, Эйлин продолжила: – Тим, мы выиграли! Мы перебили половину людоедов, а те, кто уцелел, удирают! Джордж гнался за ними пятьдесят миль!
– Они никогда не полезут к нам снова! – хвастливо завопил кто-то.
Хамнера окружили люди. Впрочем, мужчина, выкрикнувший это, был ему незнаком. Судя по виду, индеец. Он сунул Тиму бутылку.
– Последнее ирландское виски на свете!
– Хорошо бы приберечь его для кофе по-ирландски, когда тот появится, – заявил кто-то и расхохотался.
Бутылка была почти пуста. Хамнер не стал пить.
– В кузове раненые! – громко проговорил он. – Нужны те, кто понесет носилки! – И повторил: – Кто понесет носилки. И носилки тоже нужны, кстати.
Кое-кто из празднующих направился к больнице. Славно.
Эйлин нахмурилась – не столько горестно, сколько изумленно. Она продолжала смотреть на мужа, чтобы увериться: он рядом с ней, он жив.
– Мы знаем, что АЭС атаковали, – произнесла она. – Но вы отбили нападение. Никто из наших не убит, не ранен…
– Это была первая атака, – сказал Хамнер. – Потом они напали снова. Сегодня днем.
– Сегодня днем? – недоверчиво переспросил индеец. – Но они бегут. Мы их преследовали.
– Уже не бегут, – возразил Тим.
Эйлин приблизила губы к его уху.
– Морин захочет узнать про Джонни Бейкера.
– Он погиб.
Она потрясенно уставилась на него.
Раненые лежали в кузове, завернутые в одеяла, словно в коконы. Здесь был и Джек Росс.
Подошли мужчины с носилками – да так и замерли, глядя на двух других: пострадавшие оказались чернокожими.
– Полицейские мэра Аллена, – объяснил Тим.
Он хотел помочь, но все, что ему кое-как удалось, – это самому не упасть. Да и то сперва пришлось взять палку, которую вместо костыля вручил ему один из рыболовов Хорри Джексона.
Прихрамывая, он вошел в больницу.
Леонилла распорядилась доставить раненых в жарко натопленную комнату.