– Занятные облака, – проговорил Энди Рэндолл.
В голосе мальчика звучало беспокойство.
– Да, конечно, – рассеянно согласился Горди.
И увидел.
На юго-западе. Почти на юге. Словно в небо выплеснули море черных чернил. Высоченные черные тучи сгущались и клубились.
А здесь выл ветер. Возникая, казалось, из ничего, все больше облаков со страшной скоростью неслось прямо сюда – быстрее, чем реактивный самолет.
Горди лихорадочно оглядел тропу. Спрятаться негде.
– Пончо! – рявкнул он.
Ребята торопливо вытаскивали из рюкзаков все, что могло защитить от непогоды. Едва Вэнс успел развернуть свое пончо, хлынул дождь – лавина теплой, будто нагретой для ванны, воды.
Он почувствовал во рту привкус соли.
– Падение Молота, – прошептал он.
И конец цивилизации. Недостача в банке – но ее уже нет, сгинула. Деньги теперь не имеют никакого значения.
Мари? Над Лос-Анджелесом громоздились тучи, а до ближайшего автомобиля добираться, пожалуй, очень долго. Он бессилен.
Значит, Мари помочь невозможно. А если о ней позаботится Харви?
А теперь он, Горди, должен спасти ребят.
– Возвращаемся к Сода-Спрингс! – закричал он.
Лучше места, где можно переждать, пока не выяснится, что будет дальше, не сыщешь. Там есть и убежища: ведь место открытое и ровное.
– Хочу домой, – захныкал Герби Робинетт.
– Веди группу, Энди, – приказал Вэнс и взмахом руки указал направление.
Если надо, он погонит парней пинками. К счастью, это не понадобилось. Мальчики двинулись за Энди. Мимо поковылял Берт. Горди показалось, что он видит слезы в глазах сына. Грязные струи дождя лупили по головам и спинам мальчишек.
«Но тропы мгновенно размоет», – подумал Вэнс.
Кроме того, теплая дрянь растопит снега. Керн выйдет из берегов, и прощай дороги!
Горди внезапно запрокинул голову и торжествующе завопил. Он будет жить!
Вторник – День Порции Мороженого: 3
Адам пахал, а Ева сучила нить
В те года.
Господь, помилуй,
Кто ж
Был господин тогда?
Господь, помилуй.
Походная песня «Черного отряда» во времена Крестьянской революции
(Германия, 1525 г.)
Харви отделяло от дома пятнадцать минут – и ровно столько же времени – до падения Молота. День превратился в ночь, и темноту озаряли бесконечные вспышки. Свет солнца еще просачивался сквозь черный покров туч, но молнии сверкали куда ярче. Очертания холмов возникали в голубовато-белых вспышках и тотчас исчезали. Он видел то белое небо над черной зубчатой линией горизонта, то каньон слева, то тьму, рассеиваемую фарами машин, то сполохи… последние заставляли Рэндолла зажмуриваться от боли. «Дворники» бешено работали, но дождь постоянно заливал ветровое стекло, и все расплывалось.
Он опустил боковые стекла. Лучше промокнуть, но хоть что-то видеть.
Вести машину в таких условиях казалось безумием, но трафик был чудовищным. Вероятно, люди свихнулись. Сквозь гром и дробный стук капель по металлу пробивалось блеяние множества клаксонов.
Водители без предупреждения перестраивались в другие ряды, выскакивали на встречную полосу и вклинивались обратно, расталкивая соседей. Фары то тут то там высвечивали корпуса автомобилей.
Внедорожник Рэндолла был слишком велик, чтобы принимать участие в подобных играх.
Шоссе практически полностью перегородил оползень, и какой-то дурень затормозил, пропуская остальных. Харви помчался вперед. Внедорожник сильно кренился, но удержался, проехал перед носом у дурня-шофера и вновь втиснулся в поток автомобилей, отжав место у головной машины.
Харви не замечал людей за рулем, мешавших ему. Он видел только препятствия: грязевые оползни, трещины в дорожном покрытии, четырехколесные средства передвижения… А вдруг дом обрушился на Лоретту? Или жена, охваченная слепой паникой, отправилась искать его, Харви? В одиночку ей не выжить, а если она уехала, им не встретиться. А ведь с момента падения Молота прошел почти час!
Рано или поздно явятся мародеры. Лоретта знает, где хранится ружье, но станет ли она стрелять?
Он свернул на Фокс-лейн, которую заливало водой. Вырулил к своему особняку и нажал на кнопку пульта гаражной двери.
Окна во всем доме были темными.
Дверь гаража заклинило, зато входная оказалась широко распахнута настежь.
«Мародерство не может начаться так рано», – подумал Рэндолл и заставил себя поверить в это. Однако на всякий случай прихватил фонарик и пистолет. Заглушать мотор он не стал. Вывалившись наружу, сразу залег под капотом и оттуда изучил обстановку.
Его жилище выглядело мертвым. Ветер швырял в холл мокрые листья.
Харви выкатился из-под машины, метнулся к крыльцу, поднялся на него и затаил дыхание. Он по-прежнему не включал фонарик. Как только кто-нибудь выйдет на порог, он направит луч ему в лицо. Наверняка этим «кем-нибудь» окажется Лоретта, а если у нее будет ружье, придется ласточкой прыгать вниз. Если он напугает жену, то она может выстрелить.
Он осторожно высунул голову и руку с фонариком из-за косяка. Молнии не освещали холл, там лишь метались неясные тени. Гром заглушал прочие звуки.
Он включил фонарик.
И увидел. Словно получил безжалостный удар прямо в лицо. На полу навзничь лежала Лоретта. Ее лицо и грудь превратились в мокрое месиво. Такие следы оставляет выстрел из дробовика в упор. Рядом валялся обезглавленный Киплинг – ком измазанной кровью шерсти.
Не чувствуя под собой ног, Харви вошел в дом. Рэндоллу показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он опустился на колени, выронив пистолет – ему и в голову не приходило, что в доме кто-нибудь может быть, – и потянулся к шее Лоретты, но, содрогнувшись, отдернул пальцы и нащупал запястье. Пульса не было. Благодарение Богу. Что бы он стал делать?
Ее не изнасиловали. Как будто теперь это имело значение. Но и драгоценности не сорвали. И хотя ящики буфета были выдернуты, а их содержимое вывалено на пол, грабители не польстились на столовое серебро.
Почему? Что им было нужно?
Мысли в голове ворочались медленно, путались. Какая дикость… Часть его сознания отказывалась верить в увиденное. Не может быть, чтобы на полу лежало тело его жены, то появляясь, то исчезая в свете молний. А за стенами дома не может бушевать неслыханное ненастье, и землетрясение тоже – неправда. И это светопреставление вообще нереально.
Потом Харви встал и потащился в спальню, чтобы чем-нибудь накрыть тело жены. Он все смотрел на нее – и уже не мог этого вынести.
