На деле же времени потребовалось гораздо меньше. Дэвид проскользнул в мозг Найквиста и ознакомился с финансовой терминологией. У Найквиста все было расставлено по порядку: фонды обычные и льготные, срочные и долговременные, предложение и спрос, долговые обязательства, особые ситуации, конвертируемость, жесткие или свободные цены, вторичные предложения, специалисты и их занятия, продажа без посредников, индекс Доу-Джонса, точечные и графические схемы и все такое прочее. Мало-помалу Селиг усвоил все. Прямая передача из мозга в мозг обладала тем преимуществом, что сведения запоминались гораздо легче. Но затем пришлось поступить для практики на службу. Начинающих искала любая крупная брокерская фирма: «Феррил Линч», «Гудбоди», «Хэйден Стоун», «Кларк Додж» и другие. Селиг выбрал одну наугад. На пробу. Ему предложили ответить на ряд вопросов о ситуации на бирже. Бо́льшую часть ответов он знал, прочие выудил из мозгов своих конкурентов, которые почти все толкались на рынке чуть ли не с детства. Он выдержал экзамен и был принят на работу. Затем, после короткого периода обучения, получил лицензию и вскоре оказался официальным представителем новой брокерской конторы на Бродвее, возле 72-й улицы.
Брокеров всего было пятеро, все очень молодые. Среди клиентов же преобладали люди в возрасте: 75-летние вдовы, жившие в многоквартирных домах по 72-й улице, жующие табак пенсионеры с Уэст-Энд-авеню и Риверсайд-драйв. У некоторых денег – куры не клевали, однако они вкладывали их весьма осмотрительно. У других же не оставалось практически ни цента, тем не менее они покупали четыре акции компании Эдисона или три «Телефонной» только ради того, чтобы поддержать иллюзию процветания. Поскольку большей частью клиенты были пожилыми людьми и не работали, они приходили в контору лично, по телефону предпочитали не объясняться. В приемной вечно толпились старики и старухи, они болтали друг с другом, изучали биржевые сводки, время от времени ковыляли к своему любимому брокеру, чтобы распорядиться куплей-продажей акций. На четвертый день работы Селига одного из них хватила кондрашка из-за того, что курс поднялся на девять пунктов. Но похоже, никто не удивился и не испугался – ни брокеры, ни друзья жертвы. Селигу сказали, что клиенты умирают в конторе примерно раз в месяц. Кисмет! – Судьба! Достигнув известного возраста, вы уже ожидаете, что ваши друзья вот-вот умрут.
Селиг вскоре стал любимцем, особенно среди пожилых леди, некоторые предлагали познакомить его со своими хорошенькими внучками. Он неизменно вежливо отказывался, старался быть деликатным и терпеливым с клиентами, разыгрывал из себя почтительного внука. Многие из женщин были невежественными, совсем необразованными; всю жизнь их держали в неведении мужья, надрывно тянувшие тяжелый воз стяжатели-приобретатели, с ярко выраженной склонностью к инфарктам. Теперь же, получив больше денег, чем привыкли тратить на хозяйство, старухи не знали, куда их деть, и попадали в зависимость к симпатичному молодому брокеру. Заглядывая в их мозг, Селиг видел, насколько там все смутно и бесформенно. И как это они смогли дожить без всяких мыслей до 75 лет? Только немногие, те, что были побойчее, проявляли известную напористость, в них чувствовалась даже какая-то приятная крестьянская жадность. Мужчины были не столь общительны, думали только о деньгах и вечно стремились побольше урвать. Вульгарность и свирепость их желаний быстро опротивели Селигу; он заглядывал к ним в сознание только при крайней необходимости, исключительно для того, чтобы определить, что их устраивает. «Месяца среди таких типов вполне достаточно, чтобы превратить Рокфеллера в социалиста», – думал он про себя.
Дела шли ровно, но не более того. Обзаведясь постоянными клиентами, Селиг стал получать комиссионные: около 160 долларов в месяц; он никогда столько не зарабатывал, но надеялся не на такие доходы. К тому же порой сумма оказывалась куда меньше. «Ваше счастье, что вы пришли сюда весной, – сказал ему другой брокер. – Зимой все клиенты уезжают во Флориду, и мы можем сдохнуть со скуки, прежде чем появится хоть один». Как и предупреждал Найквист, Селиг мог кое-что заработать и на приобретении акций; через контору проходили всякие дела, бывали намеки на выгодные сделки. Он начал с того, что вложил свои сбережения – 350 долларов – и быстро возвел пирамиду с четырехзначными числами с помощью «Крайслера», «Контрол Дейта», «Ар-Си-Эй» и «ДХ-Ойл», используя слухи о слиянии, разделе или существенном росте производства, но вскоре обнаружил, что на Уолл-стрит движение двустороннее: бо́льшая часть его выигрышей растаяла при неудачных вложениях в «Брансвик», «Бекман Инструменте» и «Мартин Мариетта». Селиг понял, что никогда не накопит достаточно денег, чтобы уйти из бизнеса и засесть за свой роман. Может, это и к лучшему; разве миру нужен еще один романист-дилетант? Проработав брокером три месяца, он кое-что накопил. Но это были крохи, а контора ему опротивела ужасно. Он стал подумывать о другой работе.
И тут судьба столкнула его с Китти. Она пришла однажды душным июльским утром в половине девятого. Сезон еще не начался, бо́льшая часть клиентов сбежала на лето в Катскилл. В конторе присутствовали лишь менеджер Мартинсон и два брокера – Нэйдел и Селиг. Мартинсон занимался подведением итогов, Нэйдел сидел на телефоне, пытаясь проделать сложный фокус с «Америкэн Фотокопи», а Селиг грезил наяву о любви с чьей-нибудь красивой внучкой. Внезапно открылась дверь и в комнату вошла та самая внучка. Может быть, и не красавица, но безусловно привлекательная; девушка лет двадцати с небольшим, стройная, хорошо сложенная, ростом около пяти футов трех дюймов, с пушистыми каштановыми волосами, зелено-голубыми глазами, выразительным личиком и стройной фигурой. Она выглядела застенчивой, интеллигентной и вместе с тем независимой; забавная смесь учености и наивности. На ней была белая шелковая блузка, коричневая юбка до колен открывала прелестные ножки. Нет, не красавица, но безусловно хорошенькая. Когда смотришь на такую, душа отдыхает. «Какого черта, – подумал Селиг, – что ей надо в ее годы в этом капище мамоны? Прибежала раньше времени, за пятьдесят лет до срока». Любопытство заставило его заглянуть ей в голову. Удалось узнать только самое поверхностное: имя, возраст, семейное положение, адрес, номер телефона, цель визита.
И ничего больше!
Он был потрясен. Невероятное событие. Уникальное. Вот перед ним мозг – неподатливый, непрозрачный, как бы скрытый за глухой стеной. Такого у Селига не бывало никогда. От девушки не исходило вообще никакого излучения. Как будто она была манекеном в витрине магазина или роботом с другой планеты. Селиг сморгнул, пытаясь понять, почему же ему не удается контакт. Он был так поражен, что даже не слышал, что сказала девушка, и ей пришлось повторить.
– Я хочу открыть счет. Вы брокер?
Послушно и неловко, скованный какой-то мальчишеской неуклюжестью, он вручил ей бланк. Тут появились и другие брокеры, но слишком поздно; по неписаным правилам конторы она уже стала его клиентом. Сидя у заставленного стола, она рассказывала о своих пожеланиях, а он тем временем изучал ее изящный профиль и безуспешно сражался с загадочной, сбивающей с толку ментальной непроницаемостью. И несмотря на эту непроницаемость, а может быть, именно из-за нее, влюбился.
Китти исполнилось двадцать два. Год назад она окончила колледж, приехала из Лонг-Айленда и поселилась в квартире на Уэст-Энд авеню, которую снимала вместе с двумя другими девушками. Незамужняя – в прошлом у нее была долгая и неудачная любовь, которая не так давно завершилась разрывом; это он узнал позднее (как странно: узнавать не все сразу, получать нужную информацию с запозданием). По образованию математик, имеет дело с компьютерами. Это слово очень мало что значило для Дэвида в 1963 году, он так и не понял, конструирует она компьютеры, работает на них или чинит. Недавно Китти получила наследство от дяди из Аризоны – 6500 долларов, и ее родители, решительные сторонники и защитники системы воспитания «бросай щенка в воду, авось выплывет», предложили ей распорядиться деньгами самостоятельно, как взрослой, по ее собственному усмотрению. В результате она пошла в ближайшую брокерскую контору – очередной ягненочек для стрижки.
