Темноволосые женщины в коротких белых одеяниях, что нам попадались в Доме Черепов, являются жрицами любви, священными шлюхами, которые обслуживают братьев и, выполняя роль вместилищ для Вместилищ, теперь посвящают нас в заветные вагинальные таинства. Время, ранее используемое для отдыха после дневных занятий, теперь стало часом трансцендентальной случки. Никто нас не предупреждал. В тот день, когда это началось, я вернулся с поля, омылся и растянулся на койке, как вдруг в обычной для этих мест манере, без стука, дверь моя распахнулась и вошел Леон, брат-лекарь, в сопровождении трех девиц в белом. Я был голым, но не счел обязанным скрывать свои интимные места от тех, кто явился без приглашения, и вскоре мне дали понять, что вообще нет никакого смысла прикрываться.
Женщины выстроились вдоль стены. Я впервые имел возможность разглядеть их поближе. Они могли показаться сестрами: все небольшого роста, стройные, прекрасно сложены, со смуглой кожей, крупными носами, большими влажными темными глазами, полными губами. Они чем-то напоминали мне девушек с росписей минойской эпохи, хотя могли быть и американскими индианками: в любом случае вид они определенно имели экзотический. Волосы цвета воронова крыла, тяжелые груди. Возраст – где-то между двадцатью и сорока. Они стояли подобно статуям.
Брат Леон произнес краткую речь. Он сообщил, что для кандидатов очень важно изучить искусство владения сексуальными порывами. Излить семя – значит немного умереть. Все точно, брат Леон! Давно известное выражение: кончить – умереть. «Мы не должны, – продолжал он, – подавлять позыв к сексу, но зато мы должны поставить его под контроль и обернуть его себе на пользу». Следовательно, сношение похвально, но семяизвержение должно осудить. Я пытался припомнить, где мне все это уже попадалось, и наконец вспомнил: да это же даосизм в чистом виде. Соединение инь и ян, влагалища и члена гармонично и необходимо для благополучия Вселенной, но расточение чинг, семени, ведет к саморазрушению. Необходимо стремиться к сохранению чинг, к повышению его запасов и так далее. Как ни странно, брат Леон, ты не похож на китайца! Кто у кого, хотелось бы знать, заимствует теории? Или даосы и Братство независимо друг от друга пришли к одному и тому же?
Брат Леон закончил небольшое вступительное слово и что-то сказал девушкам на языке, которого я не понял. (После я говорил об этом с Эли, но он тоже не смог точно определить язык. Он лишь предположил, что это ацтекский или майя.) Короткие белые одежды тут же оказались сброшенными, и передо мной предстали в чем мать родила три представительницы инь, готовые к услугам. Каким бы паршивым гомосеком я ни был, я все же оказался способен оценить их в эстетическом плане. Девицы были потрясающие: тяжелые, лишь слегка обвисшие груди, плоские животы, твердые ягодицы, широкие бедра. Никаких шрамов от аппендицита, ни малейших следов беременности. Брат Леон подал неразборчивую отрывистую команду, и ближайшая от двери жрица сразу же улеглась на холодный каменный пол, слегка согнув и раздвинув колени. Повернувшись теперь ко мне, брат Леон позволил себе слегка улыбнуться и сделал жест кончиками пальцев. Казалось, он говорит: «Вперед, парень, действуй».
Ангелочек Нед пребывает в замешательстве. Он хватает ртом воздух, пытаясь найти какие-то слова. Что теперь? Ты не понимаешь, брат Леон, горькую истину того, что я отношусь к тем, кого называют гомосексуалистом, однополым, голубым, гомосеком, инвертом, извращенцем, содомитом: я должен открыть, что склонен к сексу с обратной стороны. Но я ничего этого не сказал, а брат Леон повторил свой жест, уже не так дружелюбно. Какого черта, в конце концов, ведь на самом деле я всегда был бисексуалом с гомосексуальными наклонностями и при случае собирался занять место священника. Поскольку, по всей видимости, от этого зависит жизнь вечная, и нужно пройти испытание. И я направился к раздвинутым бедрам.
С напускным рвением я всадил свой меч в ожидавшую того девицу. Что дальше? Сохрани свой чинг, сказал я себе, сохрани свой чинг. Я двигался медленными степенными толчками, в то время как брат Леон инструктировал меня с флангов, подсказывая, что ритмы Вселенной требуют доведения моей партнерши до оргазма, а мне следует приложить все усилия, чтобы до этого не дойти. Очень хорошо. Восхищаясь с каждым дюймом исполнением собственной партии, я вызвал у своей духовной наложницы должные судороги и стоны, оставаясь в отдалении, отстраненным, полностью отключившись от шалостей своего инструмента. Когда миновал священный миг, моя удовлетворенная партнерша выселила меня ловким, искусным движением таза, и я обнаружил, что жрица под вторым номером укладывается на пол, принимая положение для приема. Замечательно, жеребец-производитель к вашим услугам. Туда. Сюда. Туда. Сюда. Вздох. Стон. Вой. С безошибочностью хирурга я хладнокровно довел ее до экстаза, сопровождаемый одобрительным комментарием брата Леона откуда-то из-за моего левого плеча. Снова движение тазом и смена партнерши: еще одна темная зияющая йони дожидается моего блестящего, негнущегося жезла. Господи, помоги! Я начинаю ощущать себя, как тот раввин, которому врач сказал, что он помрет, если не будет съедать по фунту свинины в день. Но старый бесшабашный Нед довел дело до конца. Брат Леон сказал, что на этот раз я могу позволить себе кончить. К этому моменту меня уже начинали угнетать ограничения, и возможность ослабить железный самоконтроль принесла мне некоторое облегчение.
Таким образом, наше испытание входит в новую, более сложную фазу. Жрицы навещают нас каждый вечер. Предполагаю, что для жеребцов вроде Тимоти и Оливера это неожиданный подарок судьбы, ничем не омрачаемое удовольствие, хотя и не обязательно: то, что предлагается выполнять здесь, не так просто, как доброе порево от души, доставляющее им радость! Скорее, это напряженное, требующее полной отдачи упражнение в высочайшем самоконтроле, который, возможно, полностью лишает их всякого удовольствия от этого занятия. Но это их проблемы. Моя в другом. Бедный старина Нед, на его долю за эту неделю выпало больше гетеросексуального секса, чем за последние пять лет. Впрочем, надо отдать ему должное: он делает все, что просят, и ни разу не пожаловался. Хотя это – постоянная борьба. Матерь Божья, в самых кошмарных видениях после дозы я и представить себе не мог, что путь к бессмертию для меня пролегает через такое количество женских тел!
33. Эли
Прошлой ночью в темноте мне в голову впервые пришла мысль о том, что мне следует предложить себя для выполнения пункта о самоубийстве из Девятого Таинства. Мимолетное отчаяние мелькнуло и исчезло, но стоит над этим поразмыслить при ярком свете. Меня явно терзает вся эта история с сексом. И полная неудача в попытках освоить предложенную технику. Провал за провалом, как я могу удержать себя? Мне предоставляют красивых женщин, говорят, чтобы я овладел двумя или тремя из них подряд – ах ты, шмендрик, шмендрик, шмендрик! Полностью повторяется та история с Марго. Я воспламеняюсь, меня охватывает страсть, то есть происходит обратное тому, что должно быть. Ни разу не удалось мне обуздать себя настолько, чтобы справиться со всеми тремя. Кажется, это вообще выше человеческих сил, во всяком случае для меня. Хотя и то долгожительство, о котором мы здесь говорим, тоже превышает человеческие возможности. Необходимо преодолеть в себе человеческое, стать в буквальном смысле нечеловеком, нелюдью, если хочешь победить смерть. Но если я неспособен управлять даже предательским поведением своего члена, как я могу надеяться контролировать метаболизм, мысленными усилиями преобразовывать органическое разложение, добиться какого-то овладения процессами организма на клеточном уровне, то есть освоить то, что должны уметь здешние братья? Я не могу. Я вижу надвигающееся крушение надежд. Брат Леон и брат Бернард сказали, что обеспечат меня специальной подготовкой, покажут некоторые полезные приемы снижения возбуждения, но я не очень-то в это верю. Проблема имеет слишком глубокие корни в самой сущности Эли, слишком поздно что-то менять, а я останусь тем, кто есть. Я взгромождаюсь на этих податливых ацтекских жриц, и хоть в голове у меня так и крутятся мысли насчет удержания семени, мое тело пускается вскачь, и я взрываюсь от страсти, а страсть – именно то, что должно быть обуздано, если кто-то собирается пережить Испытание. Неудача здесь означает крах всего; я остаюсь на обочине и теряю бессмертие; поэтому мне лучше уничтожить себя самого сейчас, поскольку кто-то должен это сделать и освободить таким образом путь всем остальным. Так я думал по крайней мере вчера ночью. Думал я и о том, что вторым, кто непременно потерпит неудачу, будет Тимоти, поскольку он не может или не хочет проникнуться должным душевным состоянием; ведь он раб своего презрения и настолько высокомерно относится к Братству и его обрядам, что вряд ли станет сдерживать свое нетерпение. Поэтому он никогда не освоит даже основы тех или иных дисциплин. Мы занимаемся медитацией; он лишь наблюдает. Существует реальная опасность, что через несколько дней он просто уйдет отсюда, и это, конечно, будет крушением всего из-за нарушения равновесия Вместилища. Исходя из этого, я мысленно предназначаю Тимоти для выполнения второй части Девятого Таинства: он вполне может выиграть то, что предлагает Братство, но пусть лучше проиграет, пусть он будет убит ради остальных.
