Когда мы возвращаемся к бабушке, ставни в ее домике еще закрыты и там темно. С крыши свисают крупные капли дождя, этакие тропические сосульки. Она смотрит по телевизору «Евангелическое бинго» и кричит:
– «Откровение» 20:13! Бинго!
Наш завтрак уже на столе: банановые блинчики и такой же пудинг. Кухня пропитана липким банановым сиропом, и везде валяются банановые шкурки. У бабушки выпали все зубы. Последние двадцать лет она ест только бананы и то, что из них можно приготовить. Голыми деснами не очень-то пожуешь. Когда бабушка пускает ветры, запах тоже бывает какой-то банановый. От такой еды она уже еле волочит ноги. Поэтому мы с братом стараемся есть на стороне.
Воллоу находит рисунки Оливии, на которых она изобразила Пещеру светлячков. Мы раскладываем их на столе вместе с картой нашего острова. Воллоу изучает изрезанную береговую линию, отмечая места, где могут находиться пещеры. И тут в кухню, шаркая, входит бабушка.
– Вы что тут делаете?
Она заглядывает мне через плечо.
– Господи, опять за старое взялись?
Бабуля не понимает, к чему вся эта суета. Она не плакала на похоронах Оливии и вряд ли помнит ее имя. Ей не повезло с рождением, как и остальным девяноста двум миллионам детей, появившимся на свет в то время. Все ее братья погибли на войне. Во время «депрессии» она воровала редис из соседского огорода и ловила голубей, чтобы съесть их. Отец всегда мрачно напоминает нам об этом, словно объясняя ее теперешнюю черствость. «Ребята, ведь вашей бабушке пришлось есть голубей».
– Так себе нарисовано, – заявляет она, ткнув пальцем в плывущую на рисунке Оливию. – Да и плавать-то она толком не умела.
Воллоу напрягается. Я даже начинаю опасаться, что сейчас он двинет бабку по дряблой шее. Но тут она, подняв белесые брови, произносит:
– Да это же нудистская пещера. Мы с вашим дедушкой купались там голыми.
Мы с Воллоу вздрагиваем. Я представляю два очищенных грецких ореха, плавающих в стакане с водой.
– Ты хочешь сказать, что узнала это место?
– Да, только не по этим каракулям!
Бабушка указывает на оранжевую точку в углу рисунка, такую маленькую, что я ее даже не заметил.
– Посмотрите, где она нарисовала заходящее солнце. Пошевелите мозгами. Это одна из тех пещер, что на западной стороне острова. Но я точно не помню, где именно.
– А эти звезды на своде?
– Светляки обгадили! – усмехается бабушка.
– Что?
– Светляки обгадили, – повторяет она. – Ты никогда не слышал про светляков, мистер Ученая Голова? Их дерьмо светится в темноте. Все пещеры ими загажены.
Тело Оливии так и не нашли. Через два дня после ее исчезновения налетел тропический шторм «Вита», и поиски пришлось прекратить. Лейтенант береговой охраны сказал, что это слишком опасно. Это был толстый серьезный мужчина с маленькими черными глазками, похожими на арбузные семечки.
– Когда на море шторм, волны вырастают с дом, – важно продекламировал он.
– Благодарю вас, господин Шекспир, – тихо буркнул отец.
Его просто убивало то, что нам нечего хоронить. По-моему, для отца это было даже большим ударом, чем сама смерть Оливии.
Возможно, ее выбросило на какой-нибудь берег или она запуталась в рыбацких сетях. Или просто наглоталась воды и утонула. Но мне не хочется об этом думать. Гораздо легче представлять, что Оливия превратилась в рыбу-ангела и уплыла в море или же ее живой взяли на небо.
Отец говорит, что скорее всего Оливию смыло с санок волной, и их быстро унесло течением. Порой мне снится, что из моря поднимается огромная рука в перчатке и утаскивает мою сестру на дно. Однажды я рассказал об этом Воллоу, надеясь на его братское сочувствие, но он поднял меня на смех.
– Ты серьезно? Это у тебя такие ночные кошмары? Какая-то дурацкая перчатка, вылезающая из моря?
Он насмешливо кривил губы, но в голосе его звучала зависть.
– А я вижу только свои собственные руки, какими столкнул ее с того холма.
Следующим вечером мы с Воллоу отправляемся к Хэбу. Он курит на крыльце в желтых трусах и потертом колпаке Санта-Клауса, который носит при любой погоде. Раньше, когда мы еще катались на санках, Воллоу подшучивал над этим нарядом.
– Ого, – удивленно произносит он. – С рождеством Христовым. Слышите, как звенят колокольчики? – Хэб трясет носком, полным четвертаков. – Притормозите-ка, мореходы. Без разрешения кататься запрещено.
После случая с Оливией все дети на острове могут кататься на санках, только прослушав четырнадцатичасовой курс безопасности на море. Кроме того, они должны быть в шлемах и спасательных жилетах и подписать кучу всяких условий. Хэб трясет перед нами бланком разрешения. Воллоу берет его, говорит «спасибо» и сминает в своем здоровом кулачище.
– Одну минуточку… – чешет за ухом Хэб. – Я… я вас не узнал, ребята. Извините, но вам я не могу давать санки. Скоро стемнеет, а вы не проходили инструктажа по безопасности.
Воллоу подходит к санкам и сталкивает одни из них в воду. Он выбрал самые прочные, двухместные, ярко-красного цвета. Еще он берет пару весел, чтобы мы могли грести против течения. Потом смотрит на Хэба:
– Мы забираем санки на всю ночь – сегодня, завтра и ежедневно, пока не вернутся наши родители. Мы будем брать их, пока не найдем Оливию. – Брат делает паузу. – За это мы заплатим тебе триста семьдесят шесть долларов наличными.
Эта сумма точно совпадает с пенсионным пособием бабушки.
Хэб молча берет пачку денег и, пересчитав послюнявленным пальцем, прячет под свой колпак. Подождав, пока мы залезем в панцирь, он говорит:
– Вот что, ребята. Вы должны вернуть эти санки, пока не рассвело. Иначе я звоню в береговую охрану.
Каждый раз мы заплываем все дальше. Ночами здесь масса падающих звезд, прямо целые галактические стада. Промчавшись по небу, они весело уходят в небытие. Мне они чем-то напоминают леммингов, скатывающихся с астрального утеса. Мы постепенно огибаем остров, взяв за точку отсчета кладбище кораблей. Я плыву вдоль берега, а Воллоу следует за мной в крабьем панцире, отмечая наш путь на карте. Крестиком он помечает все места, где Оливии нет. Продвигаемся мы медленно. Я не очень опытный пловец и каждые пятнадцать минут подгребаю к брату.
– А что мы будем делать, когда ее найдем? – спрашиваю я.
Мы ищем Оливию уже третью ночь. За это время обогнули половину острова и добрались до песчаной отмели рядом с отелем «Миска и койка». Лицо Воллоу освещает луч маяка, нацелившего на нас свой циклопический глаз. Его свет выхватывает нас из темноты, которая от этого становится только страшнее.
– Что мы будем с ней делать, Воллоу?
Последнее время этот вопрос все сильнее мучает меня. Предположим, мы находим Пещеру светлячков, в которой действительно обитает призрак Оливии. И что дальше? Мы загоняем его, как джинна, в бутылку? Или посещаем по выходным? Я представляю, как субботними ночами мы топчемся в сырой пещере и поем колыбельную тому, что осталось от Оливии, и внутренне содрогаюсь.
