Солдаты похватали на дачах топоры, кирки, лопаты… Рубят просеки, задерживая огненную полосу перед дачами. Бьют горящую траву ветвями. Рассыпались цепью. Несколько — работают у нас в парке. Один солдат стал рубить дубки на пути огня.
Бедный О. А. совсем потерял голову: видит только, что вырубается его любимый парк.
Набросился на солдата:
— Ты как смеешь рубить? Твоя, что ли, дача? Убирайся вон отсюда!
Солдат выпрямился… Удивленно посмотрел… Бросил топор, пошел докладывать своему офицеру.
Офицер вскипятился:
— Бросай, ребята, работать! Собирайся домой. Пусть себе горят!
Я пытаюсь урезонить офицера, но куда там.
— Моя команда — слабосильные, больные! Никто нас сюда не посылал. Сами приехали помочь вам, спасти… А вы кричите, чтобы мои солдаты убирались вон!
— Слушайте, поручик, вы совершенно правы, и мы вам и вашим солдатам бесконечно обязаны и благодарны. Но разве вы не понимаете, в чем дело? Человек совсем потерялся! Сам не знает, что говорит. Надо же войти в его положение…
Едва уломал.
Часа через два общей работы — солдат и всех нас — огонь был побежден. Просеки остановили распространение пожара, хотя кое-где еще и дымилось. Солдатам привезли обед. Я прошел к ним и, незаметно от офицера, передал собранные нами деньги.
Ненадолго мы успокоились. Вечером ветер снова раздул тлевшие места, и опять в кустах и в пролесках появились огненные язычки. Наступала ночь, а помощи ждать было уж неоткуда.
Вооружились мы все инструментами и пошли бороться. Рубили кусты, деревца, били ветками и давили ногами горевшую траву. Под конец затушили все. Возвращаясь, я потерял от переутомления сознание.
Приходит на другой день унтер-офицер:
— Его благородие приказали возвратить вам деньги! Дозвольте получить расписку в их получении!
— Хорошо! Вот вам расписка. А деньги оставьте все же себе!
Солдат, радостно ухмыляясь, ушел.
Абрау
Верстах в шестнадцати к северу от Мысхако, в направлении на Анапу, находится известное имение Абрау. Оно принадлежало в дореволюционное время удельному ведомству
[422], и оно славилось по всей России своим шампанским «Абрау-Дюрсо», мало уступавшим французским винам. Громадное, богатое имение, в котором в то время было разбито около сотни десятин виноградников.
Группою студентов отправились мы в 1888 году пешком из Новороссийска в Анапу с тем чтобы переночевать в Абрау. Нас снабдили рекомендательными письмами к управлявшему имением виноделу Крамаренко.
Перевалили мы, сокращая путь, дикими тропинками по облесенным горам, и к концу дня перед нами развернулось красивое озеро. Точно в котловине лежит оно, стиснутое рядом горных склонов, по которым ярким изумрудом зеленеют виноградники. У берега — только два простых одноэтажных дома. Веранды смотрят в озеро. В одном из домов жил управляющий имением с семьей; здесь же помещались временно гостившие в Абрау практиканты по виноделию. В другом жили рабочие; немного их тогда было в этой казарме.
Крамаренко — плотный, невысокий хохол, с добродушным лицом, угостил нас скромным, но сытным ужином, как полагалось — с абрауским вином. Нам постлали сена на веранде. Улеглись спать, вдыхая свежую сырость озера и любуясь отражавшимися в воде громадными звездами, какими они кажутся на чистых горных высотах.
Нас разбудили заигравшие рано утром по лицам лучи солнца. Жмурясь от них, повскакивали мы и бросились купаться в озеро. А на веранде, за деревянным столом, покрытым клетчатой скатертью, уже ждал нас кипящий самовар, приготовленная хозяйкой яичница-глазунья и закуска на дорогу. Гостеприимный Крамаренко дал нам в путь несколько бутылок рислинга. О выделке шампанского тогда еще в имении и не помышляли.
Мы посетили Абрау лет двадцать спустя. Теперь мы туда ехали не как скромные студенты, а как люди, занимающие известное положение на Кавказе.
Расселись большою компанией в широкие удобные фаэтоны, запряженные парой сытых, крепких лошадок, и покатили хорошим шоссе.
Дорога вилась между невысокими горами, заросшими дубняком и кустарниками. Попадались рощицы лесных орехов. Местами шоссе обрамлялось кизилем, красные ягоды которого наливались, но еще были кислы. Попадались заросли трав. Скумпия доцветала пышными розово-лиловыми букетами, засыпая ими весь свой высокий куст. Но больше всего попадались кусты колючего держи-дерева, прорваться мимо которого, не порвавши об его шипы одежды, весьма трудно.
Безлюдно; изредка попадаются на расчищенных полянках и в ущельях у ручьев хуторские хозяйства, с большими прямоугольниками виноградников. Здесь, в ущельях, кроме дуба, попадались чинар, граб и ольха.
Зной давал себя знать, лошади поднимались в гору вяло. Сделали привал под деревьями, закусили, запивая взятым с собою местным вином. Опытные новороссийцы предупреждали:
— Не портите себе аппетит перед Абрау. Ведь нас ждут! Обидите хозяев, если не сможете есть.
С освеженными силами покатили дальше. Через час встречаем столб с государственным гербом — границу удельного имения.
Продвигаемся среди виноградников. Они в блестящем порядке, лозы подвязаны на протянутых рядах проволоки.
Виноградникам не видно конца. Они и справа, и слева, тянутся по лощинам, поднимаются на горы.
Внезапно открывается озеро. Окружающие его горы отражаются, с их виноградниками, в его спокойной поверхности.
Теперь дорога обрамлена цветущими розами, кустами жасмина, декоративными растениями. По мягкому гравию аллеи подкатываем к каменному дому-дворцу.
Хозяева — управляющий имением г. Келлер с женою — встречают нас на крыльце. Проводят в особые комнаты для приезжих, расположенные в нижнем этаже.
Едва мы привели себя в порядок, как хозяева увлекли на террасу, где нас поджидал лукулловский завтрак. Наша приезжая компания отдала честь тонким абрауским винам и не без тяжести в ногах отправилась осматривать имение.
Абрау сильно изменилось. Прежних домов, в которых когда-то принимал нас Крамаренко, уже не существовало. Среди цветников краснело несколько изящных домов. Площадь под виноградом сильно увеличилась, над озером из виноградников было сделано — не особенно, впрочем, искусное — подобие короны. Число постоянных рабочих, не считая временно нанимаемых в горячую рабочую пору, составляло около сотни.
Громадная, в несколько этажей, винодельня; здесь расположены огромные чаны для выдавливания свежеснятого винограда. Сок по особым желобам стекает в чаны нижнего этажа, где сусло бродит. Везде блестящая чистота и все новые усовершенствования техники.
