Поездка Вейденбаума ничего не разъяснила и ничему не помогла. Снова в военно-народную канцелярию посыпались на имя наместника жалобы. Как это делалось по трафарету, по жалобам спрашивали объяснений у начальника округа. Гайкович, ободренный результатами ревизии Вейденбаума, принял вызывающий тон. Отказываясь давать объяснения, он обиженно написал наместнику:
— Если правильность моих действий вызывает сомнения, прошу назначить новую ревизию!
Он не ожидал, что его предложение будет принято всерьез: наместник приказал произвести новую ревизию.
Ревизором назначили меня.
Подготовка к ревизии
Это назначение в разных местах Кавказа — и прежде всего в Закаталах — вызвало ироническое отношение:
— Астроном посылается на ревизию… Что он может понимать в делах?
Не проявил иронии умный И. В. Мицкевич, знавший меня по совместной двухлетней работе. Он скорее был обеспокоен — конечно, за судьбу Гайковича. Стал мне внушать:
— Вы, как приедете в Закаталы, займитесь местным ремесленным училищем.
Я смеялся в душе, но не возражал, обещая посетить и ремесленное училище. Сам же, не торопясь ехать, очень тщательно изучал закатальские дела. Мне было ясно, что эта ревизия — дело серьезное, и я хотел приехать с возможно полным знанием обстановки и людей.
Моя медлительность стала вызывать в Закаталах, вместо иронии, уже недоумение. Она была непонятной. Мне приносили получаемые оттуда письма:
— Население в Закаталах ждет вице-директора Стратонова, как манну небесную.
— Но почему Стратонов медлит? Он рискует ничего уже не найти. В окружном управлении готовятся, работают даже по ночам. Стараются спрятать все концы в воду…
Стал торопить и Петерсон:
— Почему, в самом деле, вы, Всеволод Викторович, не едете? Ведь там стараются…
— Пусть их стараются, приводят все в порядок! От этого только польза будет.
Еще и другая задача задерживала меня в Тифлисе.
Уже упоминалось, что в сословно-поземельной комиссии была продвинута подготовительная работа по освобождению поселян Закатальского округа и Дагестанской области от повинностей — своего рода дани, — платимой бекам и местным дворянам. Как говорилось, эта дань была несправедливой. Благодаря попустительству русской власти, все время опиравшейся на Кавказе на местных дворян и беков, платежи населения этим последним, собственно, за труд управления, были истолкованы как арендная плата за земли, на которых жили поселяне — раят, но которые будто бы раньше принадлежали бекам. Самые же повинности частью уплачивались в виде доли урожая, частью — в виде трудовой дани. При этом в разных местах размеры и природа дани были очень разнообразны.
В Закатальском округе мерой повинности служили земельные участки определенной площади — кешкели. Поэтому и самая повинность называлась кешкельной.
Установившиеся взаимоотношения были тягостными для обеих сторон. Поселяне, сознавая историческую несправедливость дани, платили ее неохотно, часто только при воздействии русской администрации, вынуждавшей ее уплачивать. Беки также тяготились вечными распрями и были бы не прочь обеспечить свое материальное благополучие более спокойным способом.
На протяжении истекшего полувека уже несколько раз делались попытки урегулировать этот больной вопрос. Создавались специальные комиссии, посылались чиновники на места, производились опросы, собирались материалы, глубоко взволновывали каждый раз при этом население, — но не получалось ровно никаких результатов. Население в эти меры изверилось, и в среде поселян составилось убеждение, будто русская власть лишь делает вид, что хочет уничтожить зависимые отношения, а на самом деле, покровительствуя бекам, она оставит существующий порядок навсегда неизменным.
Петерсон и я горячо принялись за этот вопрос. Мы много поработали в сословно-поземельной комиссии, расшевелили местные власти, заинтересовали в данном деле наместника и под конец выработали подробный план уничтожения этих повинностей, который, по представлению наместника, был утвержден высочайшей властью. Конечно, нельзя было бы и думать о том, чтобы изменить прочный взгляд имперской власти на необходимость компенсировать дворянство. По нашему плану, помещики и беки получали от казны единовременный выкуп за земли в размере удесятеренной ежегодной повинности. Поселяне же, получавшие теперь земли в собственность, обязывались в течение десяти лет эту выкупную цену выплатить в казну, после чего они становились вполне свободными от этой повинности.
Перед нами, следовательно, стала задача выяснения точных современных размеров повинностей, а они, как говорилось, были неодинаковы в разных местах, и притом с различием в очень широких размерах. Мы выработали подробные схемы для исследования повинностей, а особые комиссии должны были в возможно скором темпе осуществить это исследование на местах.
Для Закатальского округа были образованы две таких комиссии, каждая — из представителя военно-народного управления, из податного инспектора, из представителя местной администрации и из делегатов как со стороны беков, так и со стороны поселян.
Мне предстояло соединить ревизию округа с налажением работы этих комиссий на самых местах, чтобы таким фактом открыть работы по урегулированию земельного вопроса.
Нелегкой задачей было подобрать для обеих задач подходящих сотрудников, чтобы не скомпрометировать этих дел ненужной канцелярской волокитой. От опытных дельцов я решил отказаться, боясь с их стороны вредного для живого дела оппортунизма. Я предпочел молодежь, — правда, менее опытную, но зато морально более надежную.
Непосредственным своим помощником по ревизии я взял Д. Д. Стрелкова, а также А. Е. Стрельбицкого; последний был после заменен, так как был откомандирован в земельную комиссию, капитаном Б. А. Троновым. Переводчиком, по просьбе Казаналипова, я взял его родственника, подпоручика милиции Надир-бека Иедигарова, который, по протекционному недоразумению, числился штаб-офицером для поручений при наместнике. Молодой татарин, лет 25, маленького роста, невзрачный, чувствовавший себя еще не совсем свободно в роли офицера. Он пыжился, старался казаться поважнее, но это у него не выходило. В общем, хотя и недалекий, Надир-бек оказался неплохим человеком. Он надеялся составить себе на этой ревизии карьеру, а потому лез из кожи, чтобы мне угодить.
В земельную комиссию вошли: в первую — А. Е. Стрельбицкий и податной инспектор из Закатал Тер-Сааков; во вторую — чиновник особых поручений при наместнике А. В. Осмоловский и помощник инспектора А. И. Петровский.
Чтобы быть совершенно независимым от местных служащих, я взял и курьера из военно-народной канцелярии. Мой Карп своей формой с красными, почти генеральскими, лампасами, с красными выпушками на шинели, производил большое впечатление на горцев, и, как потом зло острил Гайкович, его тоже принимали за генерала.
Оставался еще весьма деликатный вопрос о помещении в Закаталах, где не существовало подходящей гостиницы. Не хотел я повторять промаха Вейденбаума и останавливаться, как всегда делало начальство, в доме начальника округа, в крепости. Мне посоветовали обосновать штаб-квартиру ревизии в доме съезда мировых судей, на совершенно нейтральной почве. Председатель съезда, Сергей Семенович Ширский, на это согласился, рискуя — как это и вышло — испортить таким гостеприимством отношения с начальником округа.
