Петерсон, сидевший до сих пор незаметно, видя мою победу, приблизился и улыбался во все лицо.
— Благодарю вас за ревизию! — обратился ко мне Воронцов-Дашков.
— Простите, ваше сиятельство, если были допущены какие-либо ошибки! Не ошибается, кто ничего не делает. А у нас дела было очень много.
Граф улыбался со всей возможной для него любезностью.
Последствия
Точно по волшебству в бюрократическом мире Тифлиса настроение переменилось. Теперь стало модным говорить комплименты и похвалы моей ревизии.
Исполнительные действия перешли в руки Петерсона, который действовал по соглашению со мной. Мицкевич отошел в сторону.
Первым нашим шагом было дать на утверждение наместника доклад об Атамалибекове. Последовало распоряжение: «Отрешить от должности старшего помощника начальника округа Атамалибекова и возложить временное исполнение его обязанностей на входящего в состав ревизии капитана Тронова»
[581].
Это был сильный удар, потрясший Закатальский округ. Всесильный Сейфула, пред которым все население трепетало, был прикончен.
Фонтаном брызнули по всем адресам письма от Гайковича. Он полагал, что дело поправимо, и настаивал на отмене распоряжения об увольнении Атамалибекова. Но — поздно, к его словам кредита более не было.
Подъехавший тем временем из Закатал Д. Д. Стрелков привез дополнительные материалы, и по новому докладу Атамалибеков был предан суду
[582].
Положение в Закаталах Тронова оказалось трудным. Гайкович просто-напросто его игнорировал, не допуская ни к каким делам. Он все еще надеялся на возвращение Атамалибекова.
Ко мне стал ходить тесть Тронова, тифлисский нотариус Мгебров, с просьбами об отозвании Тронова в Тифлис, ввиду тяжелой служебной обстановки.
— Что делать! Мы отлично сознаем трудность его положения. Но она только временная. Пусть потерпит!
Тем временем я спешно писал отчет по ревизии. Мы работали очень напряженно, вместе со Стрелковым, но поспел отчет только через полтора месяца. Он составил том, свыше трехсот страниц большого формата.
Я старался все обосновать на документах. Самого Гайковича я представлял не преступником, а человеком, которого Атамалибеков систематическим запугиванием довел до болезненного состояния. Поэтому я предлагал дать Гайковичу продолжительный отпуск для укрепления его психики и нервов, после чего он мог бы и продолжать службу, но, конечно, на ином месте. Вместе с тем я представил наместнику ряд своих соображений по разным закатальским делам.
Воронцов-Дашков, прочитавши отчет, написал резолюцию: «Ревизия произведена умело, добросовестно и с большим тактом. Об исполнении переговорим».
Все мои предположения были им утверждены. Одним из них было немедленное, по телеграфу, освобождение из тюрьмы белоканского старшины Мурадова.
Теперь мой отчет попал на строжайший экзамен к И. В. Мицкевичу. Он его изучал, делая отметки, не раз вызывал меня к телефону для пояснений. Наконец резюмировал свое мнение:
— В вашем отчете нет ничего такого, что бы вызывало сомнения.
Судьба Гайковича
Несколько второстепенных административных чинов и должностных лиц из населения были также частью просто уволены, частью преданы суду. Разгром вышел полный.
Но возник трудный вопрос, что же делать с самим Гайковичем.
Наместник не согласился с моим мнением о предоставлении ему продолжительного отпуска для излечения своих нервов. Раздраженный теперь сопротивлением Гайковича и продолжающимся потоком его кляузных писем, Воронцов-Дашков приказал написать ему за своей подписью письмо с предложением тотчас же подать в отставку.
Гайкович ответил решительным отказом и предложил, если графу это угодно, предать его суду.
Он знал, что его хорошо защищает военный мундир. Гражданского чиновника можно было уволить от службы распоряжением начальства; офицера же — только по его собственному желанию или же в случае предания его суду. На этом Гайкович и основывал свою защиту.
Однако данных для привлечения Гайковича к суду почти не было. Трусость не наказуема, как равно и слепое подчинение порочному помощнику. Я об этом докладывал, но граф, раздраженный отказом Гайковича выходить в отставку, приказал предать его суду
[583].
Так и было сделано. Вместе с тем Гайкович был отрешен от должности, а управление Закатальским округом, впредь до назначения нового начальника, было возложено на Тронова. Последний был теперь вознагражден за свое терпение и временные унижения со стороны Гайковича.
Новым начальником округа был назначен, по протекции Казаналипова, который уже приобрел большое влияние на Воронцова-Дашкова, один из начальников округов в Дагестане, полковник А. Э. Сущинский; вероятно, он чем-либо услужил Казаналипову, который даром протекции не оказывал. Назначение это не было удачным. Неплохой сам по себе человек, Сущинский был, однако, изрядным алкоголиком. В мусульманской, трезвой в отношении вина, стране это не подходило.
Тронов же остался его старшим помощником.
Так прошло два года. Обстоятельства, сопровождавшие закатальскую мою ревизию, понемногу забывались. Но на улицах Тифлиса постоянно можно было видеть супругов Гайковичей, которые сюда переселились. Они с завидной настойчивостью подготовляли почву для будущего суда. Обивали пороги влиятельных лиц и вместе с тем, как могли, агитировали против меня за ревизию. Их настойчивость создавала определенное настроение в обществе и в судебных сферах.
За несколько месяцев до суда стали поступать из Закатальского округа занятные известия. Сообщалось, что Атамалибеков и его агенты занялись обработкой тех свидетелей, которых привлек к делам Гайковича и Атамалибекова судебный следователь и которым предстояло выступать и на суде в судебной палате. Им с лихвой выплачивалось деньгами за все, в свое время награбленное у них агентами Атамалибекова. Сделать это было тем легче, что пострадавших было множество, а свидетелями вызывались лишь несколько человек.
После денежной компенсации их обрабатывали убеждениями:
— Послушай, ты же ведь — правоверный мусульманин! Зачем же ты будешь выступать против своего брата мусульманина на радость собакам-гяурам? Ты же за свои убытки получил вдвойне. Не свидетельствуй неверным против своего единоверца!
