Наш кружок, со своей стороны, не дал для ссоры никакого повода. Но дело было в том, что мнимые наши прибыли вскружили голову антрепренеру оперному в казенном театре Эйхенвальду. Хромоногий музыкант, он сам захотел заняться антрепризой полетов и, заручившись помощью директора театра В. М. Тамамшева, глупого человека, но пользовавшегося симпатиями во дворце, стал против нас интриговать. Он стал возбуждать против кружка и Васильева, поднося ему сплетни и всячески взвинчивая его самолюбие.
Ему это в значительной мере удалось, и Васильев стал чуждаться кружка.
В это время Васильев предпринял перелет, теперь являющийся сущим пустяком, но тогда явившийся событием не только в русской, но, пожалуй, и в мировой авиации: он задумал перелет без спуска из Елисаветполя в Тифлис. Это составляло около 250 верст
[631].
Каковы бы ни были наши отношения, но такое авиационное событие нельзя было обойти без соответственного шага со стороны кружка. Однако, когда я получил телеграмму из Елисаветполя о вылете Васильева и заговорил по телефону, то оказалось, что Васильев уже в Тифлисе. О перелете мы ничего ранее не знали, а потому никакой встречи и не могли устроить.
Это было широко использовано Эйхенвальдом и его компанией. Не только словесно, но и в местной печати начались нападки на кружок за такое невнимание к выдающемуся авиационному подвигу.
Я счел тогда необходимым прекратить эту глупую ссору. В ближайший полет Васильева, устроенный им уже самостоятельно, поехал на аэродром и после полетов поговорил по-хорошему с Васильевым, вскрыв ему подноготную интриги. Наши хорошие отношения восстановились, а мы, кружком, чествовали его по случаю этого перелета ужином.
После этого Васильев производил полеты в Туркестане. Когда он перелетал между двумя городами там, то местное население, и не слышавшее никогда об авиации, было потрясено неожиданным явлением. Старшина одного сартского селения добросовестно доносил начальству: «Над нашим кишлаком пролетела гигантская, никогда не виданная, птица. Должно быть, она была чем-то рассержена, потому что очень громко и непрерывно шипела».
С возникновением Великой войны Васильев участвовал в ней на австрийском фронте, но очень скоро, вынужденный снизиться, попал в плен.
Наш Кавказский воздухоплавательный кружок понемногу развивался и мог развиться, как мы хотели, в организацию авиационной школы, если б не допущенная грубейшая ошибка, его погубившая.
Часть правления, во главе с Гофманом и Дзюбою, увлеклась мыслью об устройстве собственного аэродрома. В мое отсутствие из Тифлиса они облюбовали довольно большой участок земли в местности Ваке, рядом с духовной семинарией. Соблазнило их то обстоятельство, что к югу от участка находится глубокий обрыв, недоступный для публики, а потому и не требующий здесь устройства какой бы то ни было ограды. Другая сторона замыкалась имением семинарии, так что аэродром надо было бы огородить только с двух сторон.
Спешно проведя этот вопрос в правлении, где не было никого, кто мог бы авторитетно возразить председателю, они взяли этот участок в аренду на три года и все наши наличные средства израсходовали на устройство высокой деревянной ограды вокруг будущего аэродрома.
Когда, по приезде, я осмотрел аэродром, то пришел в ужас. Аэродром скатывался на ниже расположенную часть города таким глубоким и широким оврагом, что, как мне казалось, ни один авиатор не рискнет совершать подъем, рискуя свалиться в овраг на крыши расположенного внизу города.
Возмущенный этой мерой, которая зря нас в денежном отношении совершенно обескровила, я отказался быть в дальнейшем членом правления и согласился остаться в нем только до ближайшего общего собрания.
Действительно, когда возвратился Васильев из Туркестана и осмотрел аэродром, то наотрез отказался совершать отсюда полеты.
Затея сразу провалилась, а надо было еще покрыть по ней долг за лес, пошедший на ограду.
Я предложил правлению покрыть долг из своих средств, внеся по сто рублей каждому. Известия об опрометчивом шаге сильно волновали членов общества, и собрание обещало быть бурным. Гофман также увидел себя вынужденным уйти после собрания. Но, когда было назначено это последнее, он предательски уехал в служебную командировку (он сам себя командировал), предоставив мне расхлебывать чужими руками созданную кашу.
Собрание вышло очень неприятным, и мне много пришлось выслушать по адресу правления упреков в напрасной растрате всех денег кружка… В новый состав правления я уже не вошел
[632].
К этому времени уже зрела мысль о пользе авиации и для военного дела. Поэтому — а отчасти и в связи с нашей неудачей — в военных кругах Тифлиса созрела мысль об устройстве своего воздухоплавательного общества. Это было солиднее, так как у военного ведомства были и средства.
Естественная комбинация — слияние двух обществ — состоялась. Я попал в новое воздухоплавательное общество в качестве почетного члена, но так как вскоре совсем уехал с Кавказа, то за судьбой этого начинания уже не следил.
Коджоры
Удушливая летняя жара в Тифлисе делала весьма насущным вопрос о летней даче. В этом отношении Коджоры, как ближайшее дачное место, играли в тифлисской жизни большую роль.
Коджоры действительно близки: горной тропой — верст шесть; молодежь проходила этот путь под гору — в час с небольшим. Обратно, вверх, было, конечно, и дольше, и труднее.
В Коджоры проведено из Тифлиса шоссе и проведено удивительно. Как будто строитель шоссе всемерно старался его удлинить. Зигзаги и извилины, проведенные иногда по совершенно плоскому месту, вызывают недоумение. Жизнь заставила сокращать путь, и колесное движение часто совершается в сокращение извилин шоссе. Тянется оно на восемнадцать верст. Подъем в Коджоры на лошадях длится часа два, назад — немного более часа.
По пути есть остановка, установленная незыблемым обычаем. Нужно ли, нет ли, — все равно! Никакие доводы не подействуют на возниц дилижансов, на извозчиков и на шоферов. Они упорно будут доказывать, что никак нельзя не остановиться около группы расположенных здесь духанов, которые, благодаря этой остановке в жаркое при том летнее время, собирают свою дань с проезжающих. Очевидно, духаны или платят возницам, или же угощают их бесплатно.
Временами на шоссе пошаливали, грабили проезжающих. Поэтому на пути был установлен полицейский пост, но стражники могли бы попасть на место преступления только с большим опозданием, тогда лишь, когда злоумышленники, пользуясь пересеченной местностью, с балками, холмами и ущельями, — успевали благополучно скрыться.
