Кавказская кухня изобилует вкусными кушаньями: никогда не приедающийся кавказцу шашлык, чахохбили — род рагу из курицы, с большим количеством лука, люля-кебаб — рубленое баранье мясо с перцем, жаренное на вертеле, форель под ореховым соусом, цыплята-табака (распластанный, точно летучая мышь, цыпленок), бастурма — филей на вертеле и много другого. К водке подают закуски из разных трав, излюбленные тифлиссцами свежие огурцы, острые местные сыры — их любители часто едят с травами: острагон, цицматы, тархун
[633] и т. д., редиска и только изредка закуски — консервы, вроде сардинок, скумбрии и пр. Но зато свежая зернистая икра — в большом ходу.
Пьют кахетинское вино и много его пьют — и мужчины, и дамы. Почти норма — бутылка на человека, но от этого вина мало пьянеешь, по крайней мере — не сразу. Вина очень дешевые — лучшее стоит 30–50 коп. бутылка. Пиво не в ходу, его пьют лишь чехи и немцы.
Разошедшиеся компании часто кончают шампанским. Иногда, особенно за офицерскими столами, раздаются слишком громкие возгласы, но это случается относительно редко.
Не ужинающее меньшинство занято картами — громадный павильон заполнен столиками с зеленым сукном. Раз или два в неделю устраиваются танцы, но танцами мало кто тогда увлекался, и почти всегда танцующие должны уступать свой зал потоку столиков для ужинающих.
Если в ту пору танцевали мало и неохотно, то зато всю тифлисскую публику в клубах захватывало лото. Завладело всем лото и в «Кружке».
Едва столики начинали заполняться собравшейся поужинать публикой, степенный старший официант Луарсаб, с видом лорда — в своем синем форменном вицмундире, с Георгием в петлице, обходил столы с пачкою карт для лото. Карты — за них платили по полтиннику за игру — разбираются нарасхват. В кассе скопляется 100–150 рублей. Есть от чего разыграться азарту.
Из среды лакеев выбрали одного, толстяка с необыкновенно зычным голосом; его звали Язоном. Он выкрикивал номера лото, выходившие при игре. Когда Язон кричал, в ночной тишине его голос был слышен далеко по соседним кварталам. Там можно было бы играть самостоятельно по этим возгласам.
Язон начинал вопить:
— Шышнацыт!
— Трыцыть пет!
И все головы склонились над картами. Кушанья забыты, не до них… Все замерло, приостановилось…
А Язон вопит:
— Дывацынацы-ыт!
— Шыдысат оды-ын!
Вдруг тишину прорезывает пронзительный тонкий голос:
— Довольно!
По собранию проносится:
— О-о-о!!
Весь клуб гудит, как потревоженный улей. Ближайшие лакеи, как угорелые, гурьбой бросаются к выигравшему. Счастливец, раньше других схвативший у выигравшего карту, несется с нею к кассе для проверки. Возвращается с пачкой денег.
Лакеям есть почему волноваться. Выигравший бросит ему на радостях три — пять, а то и десять рублей.
Но нередко лакей возвращается со сконфуженной миной, и вслед за тем раздается возглас Язона:
— Нэвэрна-а! Далшы!
И по собранию несется дружный смех по адресу слишком увлекшегося желанием выиграть.
Судьба слепа. Помню случай, когда неподалеку от нашей компании один молодой офицер выиграл три раза подряд. Его лицо сияло счастьем.
Много ли он, однако, донес домой? В Тифлисе был обычай, что выигравший в лото угощает на свой счет всю сидящую с ним компанию. А к столу, где случилось выиграть, сейчас же подсаживаются с поздравлениями любители поужинать на чужой счет.
Из «Кружка» летом расходились поздно. Большинство — в один или два часа, а многие засиживались до рассвета.
Рядом с садом летнего помещения «Кружка», на берегу Куры, высился угрюмый дом, с которым в Тифлисе было связано мрачное воспоминание об убийстве здесь девушки Андреевской.
Об этом деле я уже говорил по поводу известного адвоката В. Д. Спасовича, который был защитником убийц (см. стр. 178). Говорил я и о том, что мне пришлось впоследствии изучить это дело, так как один из обвиненных подал из Сибири наместнику просьбу о помиловании.
Вот еще некоторые детали:
Дело происходило приблизительно около эпохи Русско-турецкой войны 1877–1878 годов
[634]. Андреевская, еще молодая девушка, пребывала у своих родственников в этом злополучном доме. Она должна была получить крупное наследство. Но если бы она перестала существовать, наследство перешло бы в боковую линию.
Несколько родственников из этой боковой линии, между ними и подавший впоследствии просьбу о помиловании сухумский князь Чхотуа, составили заговор, в который была вовлечена и прислуга.
Собираясь вечером куда-то, Андреевская позвонила горничную. На звонок горничная не пришла. Андреевская сама пошла позвать ее в кухню. Но на пути она попала в засаду и была задушена.
Труп девушки, завернутый в ковер, был положен в извозчичий фаэтон, и провожатые, подняв верх экипажа, помчались за город. Однако странный экипаж и странный в нем предмет обратили на себя внимание одного из постовых городовых.
Убийцы бросили труп Андреевской в воду Куры. Но рыбаки нашли труп раньше, чем рассчитывали убийцы. Личность убитой была быстро установлена, и над виновниками сгустились веские улики.
Они защищались тем, что девушка будто бы спустилась купаться в Куру, где на берегу были найдены и ее вещи.
Но следствие установило, что спуститься в этом месте к берегу Куры возможности не было. Затем мать убитой показала, что дочь в это время была в болезненном состоянии, при котором мысль о купании исключается. А кроме того, между местом, где будто бы купалась Андреевская, и местом на Куре, где был найден труп, в то время образовалась такая мель, через которую труп не мог бы никак быть перенесен течением.
Родственники были признаны виновными.
Еще места прохлаждения
«Тифлисский кружок» объединял далеко не все общество. Торговая среда учредила свое «Тифлисское собрание», которое мало кто знал под этим названием, но все знали под именем «Бурдючного клуба». Бурдюк — выпотрошенная шкура быка или свиньи, в котором хранится и перевозится вино.
Этот клуб был богаче средствами, но значительно демократичнее. В нем собиралось по преимуществу тифлисское купечество и лица, имеющие с ним дела. Впрочем, нередко в его летнее помещение, в саду на Михайловской улице, собирались и представители бюрократического мира.
Лото воцарилось и здесь, однако оно не приобрело столь доминирующего над всем характера, как это было с «Кружком».
Чтобы подышать свежим воздухом немедленно, поднимались на нависшее над Тифлисом горное плато, по горе св. Давида, по фюникюлеру, прозванному в Тифлисе фуникулером.
