В Астрономическом обществе
Октябрь 1893 года в Чернышевском переулке, в одном из окаймляющих круглый сквер больших казенных домов, где помещается Русское географическое общество, сегодня заметно особенное оживление. Сходятся, оживленно беседуют, спорят… По группам шепчутся…
— Заседание Русского астрономического общества, в котором председательствует Ф. А. Бредихин.
Прошло уже около года, после провала Бредихиным проекта Глазенапа об устройстве Абастуманской обсерватории. Раны задетых самолюбий еще кровоточат, и острота испорченных отношений — в полной силе. Естественно, что это отражается и на делах Астрономического общества, душою которого продолжает оставаться Глазенап, являющийся, однако, здесь лишь товарищем председателя. Он будирует против председателя и имеет свою довольно многочисленную, оппозиционную Бредихину, партию.
Со своей стороны и Бредихин готов принять бой. И более того, он, вместе с секретарем правления общества полковником-геодезистом И. И. Померанцевым, сами перешли в контратаку. Они затеяли изменение устава общества, со скрытою, но легко угадываемою целью — парализовать влияние Глазенапа на дела общества, а заодно обезвредить и оппозицию. Эти изменения устава они вознамерились провести не вполне нормальным порядком. Именно, разослали всем членам общества проект изменений, с просьбою прислать ответ о согласии или несогласии по отдельным параграфам проектированных изменений. При этом была сделана оговорка, что неполучение вообще ответа будет принято за согласие на все изменения.
Ясно, что, при естественной инертности, большинство не заинтересованных лично в этом деле членов, особенно живущих вне Петербурга — вовсе не ответят на мало их затрагивающие перемены во внутреннем распорядке общества. Поэтому намеченные изменения имели все шансы пройти в желательном для Бредихина и Померанцева духе.
Сегодня истек срок, назначенный для получения ответов, и изменения устава должны войти в силу.
Для Глазенапа это было вторым, после Абастумана, поражением: он фактически вытеснялся из им же созданного дела. Он, однако, легко смог использовать слабую сторону затеи своих противников.
Проект изменений предусматривал некоторое неравенство в правах голоса для специалистов астрономов и для неспециалистов — любителей. Этим затрагивалась ахиллесова пята любителей, и такого неравенства переварить они бы не смогли. Любители астрономии вообще стремятся к тому, чтобы их считали равноправными по компетентности в астрономии с профессионалами. Когда-то это, пожалуй, имело известные основания. Но теперь специализация так далеко ушла вперед, что, за весьма редкими исключениями, о равенстве в научной компетентности серьезно говорить не приходится. Однако в данном вопросе любители остаются весьма ревнивыми. Глазенап широко шел навстречу самолюбию любителей, Бредихин же с ним мало считался. Между тем в Петербурге состав астрономического общества был по преимуществу именно из любителей астрономии; специалисты вкраплялись редкими единицами.
Как раз любители заполнили весь зал и сегодня. Специалисты, главным образом пулковцы, предвидя бой, в котором им трудно было бы не принять участия, под разными предлогами уклонились от приезда сюда; я был единственным из Пулкова. Меня же заседание интересовало, как эпилог абастуманского дела.
Бой на заседании загорелся сразу. Правлению, как инициаторам изменений, возражали горячо, страстно. Настаивали на формальной неправильности всей анкеты. Представители правления защищались, но чувствовалась слабость их позиции. В воздухе повеяло катастрофой.
Известный физик, профессор Егоров, милый человек, с длинной седой бородой, смотрящий близорукими глазами сквозь золотые очки, с полным благожелательством старался спасти положение. Надо было склонить Бредихина на уступку больно задетым самолюбиям.
— Дорогой председатель! — взывал Егоров…
Я с интересом следил за Бредихиным, нервно ерзавшим на председательском кресле. Лицо его часто перекашивалось, по лицу пробегали судороги. Он сильно волновался и горячо реагировал на сыпавшиеся градом нападки. Когда же один из оппонентов выразился, как воспринял Ф. А., слишком резко, Бредихин вскочил, точно ужаленный:
— Если здесь позволяют себе так говорить, — я ухожу из заседания!
Крупными шагами, с нервно передергивающимся лицом, он прошел по залу, направляясь в смежную комнату.
Общее замешательство. Оратор с растерянным взглядом стоит и озирается по сторонам. Но многие уже тоже выходят из зала.
Бредихин нервно шагает в углу заполняющейся недоброжелательной к нему публикой комнаты. Увидев меня, подходит и начинает рассказывать мне о чем-то совершенно постороннем, сам, видимо, мало думая о словах, идущих ему на язык.
Подбегает, звеня шпорами, с усами стрелкою, секретарь, полковник Померанцев:
— Федор Александрович, вернитесь в зал! Надо же хоть объявить заседание закрытым.
— Нет-с, простите! Не приду-с!
— Но как же я буду с протоколом? Не могу же я написать, что заседание не было ни закрыто, ни прервано, а что просто вдруг осталось без председателя…
— Так и занесите в протокол: председатель покинул зал заседания!
Померанцев беспомощно улыбается и разводит руками.
Тем временем в зале, около С. П. Глазенапа, сплотилась значительная группа членов, громко возмущающаяся поведением председателя. Оборвавшееся заседание так формально и не закончилось.
Вслед за тем Ф. А. Бредихин и И. И. Померанцев отказались от своих должностей в обществе. Тогда председателем общества был избран С. П. Глазенап, а секретарем — полковник геодезист В. В. Витковский.
Но Ф. А. вдруг высказал пожелание, принятое всеми как приказание, чтобы все пулковские астрономы вышли из состава Астрономического общества… Этой мерой обществу наносился жестокий удар: оно вдруг оказывалось почти без специалистов, и научный его характер утрачивался; общество становилось почти чисто любительским.
Разрыв с русскими
Зиму, мало пригодную для наблюдений, я провел у родных, в Тифлисе. Когда же в 1894 году я возвратился в Пулково, то застал сильно изменившуюся картину взаимных отношений.
Не был я свидетелем постепенности в повороте настроения Бредихина. Но к этому времени Ф. А. изменил отношение ко всей русской партии, за исключением только одного беззаветно преданного ему С. К. Костинского. Опору себе Ф. А. Бредихин стал теперь искать… в преследуемой им ранее немецкой группе!
Ничего реального в поводах к такой перемене в чувствах Бредихина на самом деле не существовало. Все дело было в мелких сплетнях, на которые изнервничавшийся Ф. А. реагировал с не соответствующим обстановке пылом. И прежде всего он вознегодовал на своих же ставленников и избранников — А. П. Соколова и А. А. Белопольского, особенно на первого. Бредихин раздражался из‐за таких мелких фактов, которые сам прежде признал бы, конечно, ничего не стоящими.
И. И. Померанцев, большой поклонник Бредихина, рассказывал мне, например, — несомненно со слов Ф. А., — о таком, и едва ли не главном, основании к негодованию на А. П. Соколова:
