Всё было как на кончиках пальцев, на цыпочках, на долях секунды, на мотыльковых крыльях совпадений, между мгновениями, как между каплями дождя, в тишине между вдохом и выдохом. Шаг, шаг, шаг, замереть, поворот, униформа на спинке стула – надеть. Там отвернулись, тут дверь закрыться не успела, там тележку опрокинули, тут мастер-ключ на столе оставили… Здесь глаза отвести, так чтобы ее и видели, и не видели. Один раз всё сошлось, как головоломка, которую не понял, но случайно сложил: сам не заметил, как.
– Второй раз они мне шанса не дадут. Даже пробовать не стану. Вот и ему говорю: чего ты еще не пробовал? Игрушечных слонов, говорящих кукол, человеческие жертвоприношения, что еще придумаешь? Давай, вспоминай, что еще бывает. А он такой: отстань. Это мне! После всего! А сам! Ну, и пришлось. Еле сбежала потом.
Конечно, они ее искали: блондинку тридцати с небольшим, маленького роста, плотного телосложения.
– Фотографии в интернете… Опасная пациентка… Я сама видела. А ведь я им говорила, что я не такая, что я – кукла. Предупреждала. Без толку! Они в такое не поверят, даже если у них на глазах сто раз перекинуться туда и обратно. Зато и прятаться было легче легкого. Кукол-то они не проверяли! Это наружу мне выйти трудно было, а снаружи им меня не взять, не бойся.
Тут же на больничной парковке подобрала какая-то девица лет пяти от роду, а мать не заметила до самого дома. А там мелкая говорит: мам, а мам, возьмем лялю домой? Мать, конечно, в ужасе: дочка у кого-то дорогую куклу увела. Велела оставить меня на улице, в дом не брать. Мелкая в слезы, конечно, я ее чуть-чуть успокоила, некогда мне. Я сама уже как Док – бросаюсь от одного к другому, мечусь… Я ему говорю: вслепую ты мечешься, Док, палишь в белый свет, как в копеечку. А он мне: нет, Мадлен, не вслепую, а по науке. Это называется «стохастический метод». Что за метод такой, спрашиваю. А он: ну, как ты и сказала, в белый свет, как в копеечку, пока не попадешь куда надо. Точно, говорю ему, самый научный метод и есть. Эх… Понимаешь, он там весь обколотый и одурманенный. Я до него добраться не могу. А ты хоть и младенец неосмысленный, хоть и мальчик, а всё-таки Молли. Давай посмотрим, как у нас вдвоем получится. Я сейчас закрою глаза – и ты закрывай. Идем со мной. Идем со мной. Туда, где Док. Помнишь Дока? Идем.
Там, за пределами того тоненького слоя, который здравомыслящее большинство именует физической реальностью, из детской в доме Тира и Кристины Ховен до двери в больничную палату – всего один шаг. Мадлен замерла на пороге, прижимая к груди сверток с притихшим младенцем. Вот Док – схваченный ремнями, обвитый проводами и трубками, на кровати, напоминающей гигантскую саранчу множеством сочленений и рычагов. Он не услышит. Ей не утащить его отсюда, ни наяву, ни во сне. И с очевидностью ясно, что дитя ей в этом не помощник.
– Украла?
Резкий голос как будто каркнул у нее над ухом – Мадлен едва не выронила младенца, подпрыгнув от неожиданности.
– О боже… О боже, Мундинья!
Калавера отвечала строго, деловито:
– Зигмунда. Никак иначе. Где взяла ребенка? Хочешь жертвоприношение устроить? Кому?
– Нет, – махнула рукой Мадлен. – Я не украла, я… в аренду взяла. Всё равно они спят, а ей тут интереснее. Или надо говорить «ему»?»
– Ах, это Молли!
– Ага.
– Хорошо, – одобрила Калавера. – Может получиться. Когда мы втроем, мы можем почти всё.
Упырица возмущенно фыркнула.
– Ну, спасибо! Без тебя я не догадалась бы. Сама-то ты – где была? Почему я тут одна отдуваюсь?
– Он меня не звал. Я и не приходила.
– Ой, – испугалась Мадлен. – Он тебя позвал? И что теперь? Он умрет? Раз позвал, ты же должна, да?
– Да конечно! – зло сощурилась Калавера. – Разогнался. Я ему больше ничего не должна. Это он мне должен. Так что пусть выкручивается, как хочет. Пока не доведет дело до конца, пусть даже не мечтает. Я его отсюда вытащу. Мы с тобой. И с Молли. Или как там его теперь?
– Забыла спросить.
– Ну и хорошо, чтобы не путаться. Молли и Молли. Давай будить Дока.
– Отцепи его сначала, а то как будить, когда оно в него течет?
– Ерунда, – глухо рыкнула Калавера и, щелкнув пальцами, рассыпала звонкую дробь из-под каблуков. Трубки, пластиковые пакеты разлетелись облаком пыли и мельчайших брызг, ремни расточились в прах, провода и присоски осыпались золой, наполнив палату запахом горелой изоляции.
– Обожаю, когда ты так делаешь! – Мадлен замотала головой от удовольствия. Младенец выпростал руки из одеяла и потянулся к танцовщице, весело гуля.
– Я знаю, – улыбнулась Калавера. – За дело!
– Подъем! – заорала Упырица голосом сержанта из кино про американских морпехов. Младенец взвыл с неожиданной для такого крохотного тельца силой.
Док дернулся и открыл глаза, полные мути и тоски.
– Я придумал, – сказал он уверенно и ясно. – Я знаю, как вернуть Клемса. Я должен совершить тайгерм.
Несколько мгновений все трое остолбенело смотрели на него. Потом Калавера, оскалившись и выгнув спину, пошла к койке такой походкой, что было ясно: убьет на месте. Она была уже совсем рядом, когда Мадлен гибким движением втиснулась между ней и кроватью и, наклонившись над одурманенным Доком, прошипела:
– Фтоп-фтоп-фтоп! – и тут же перешла на прямую речь: – Ты уже два раза там был, не надо больше. Толку никакого. Пойдем отсюда, Док. Пойдем отсюда.
Он не сразу смог встать, даже опираясь на их плечи. Калавера намочила полотенце и обтерла ему лицо, шею, плечи, грудь. В три руки – Мадлен так и не выпустила младенца, – набросили ему на плечи простыню, соорудив подобие римской тоги. Пока возились, лицо Дока оживало, взгляд становился осмысленным, острым. Он стал почти таким же, как всегда, и Мадлен засияла улыбкой, сверкая острыми клыками.
– Фы мой хорофый! – пропела она ласково. – Фы мой фладкий!
Док тоже улыбнулся, постучал пальцем по лбу: говори здесь.
– Мне так нравиффя, – возразила Упырица. – В этом ефть фтиль!
Калавера нетерпеливо дернула головой.
– Рассвет. Сматываемся.
Док сделал пару шагов к двери. Его еще шатало. Калавера и Упырица подставили ему плечи. Док оперся на них, почти обнимая.
– Меня вот что беспокоит, девушки, – тихо сказал он. – А как же этот Рей, который здесь? Что с ним будет?
Все замерли. И тут Мадлен как заорет в голове у Дока. Калавера осуждающе вздернула бровь, но это не умерило пыл ее сообщницы. Крик испуганного младенца ее тоже не остановил.
– Я всё поняла, – орала Мадлен. – Я всё-всё поняла! Тссс, тссс, маленький, тссс, сейчас домой отнесу.
– Что ты поняла? – страдальчески спросил Док. – Только, ради бога, тише.
– Думаешь, ты один заблудился в пространствах и измерениях? Я вот нет, я так не думаю. Наверное, сейчас все, какие есть, Доки и Реи, у которых погиб Клемс – все мечутся в бесконечном фрактале, где всё рядом – а не дотянуться, рукой подать – а руки не подашь. Мечетесь. Путаетесь. Теряетесь, теряете своих. Этот Рей не узнает Ягу и Енца, ему не подойдут Бобби и Данди. Он будет искать этих, здешних, разрывая измерения, как упаковочную бумагу. И другие, и другие… Сколько бы вас ни было. Наверное, вы можете попасть куда надо только все одновременно. Так что, когда и если ты найдешь свое правильное место, вы все сразу окажетесь в своих правильных местах. Так что вы работаете на себя и друг на друга. Он тоже где-то пытается помочь себе – и тебе заодно. Хочешь помочь ему – давай, оторви зад от койки, айда отсюда.
