Я размышляла над этой идеей несколько недель, пока одним весенним утром не позвонила своему бывшему декану в Стэнфорде и не изложила ей свой план. Известная исследовательница, когда-то она была «мамой» всего института – теплой, мудрой, понимающей. Во время учебы я возглавляла ее книжный клуб и хорошо ее знала. Я была уверена, что объясню ей ход своих мыслей, и она поддержит мой план.
Вместо этого она спросила:
– Зачем тебе это?
И еще добавила:
– К тому же психиатры не делают людей счастливыми!
Я сразу вспомнила старую остроту: «Психиатры не делают людей счастливыми – это делают рецепты». Внезапно отрезвленная, я поняла, что она имела в виду. Она говорила не о том, что не ценит труд психиатров; она говорила о том, что сегодня психиатрия все больше занимается нюансами фармакологии и нейротрансмиттерами, а не личными историями людей. И она знала, что я это знаю.
Затем она спросила, действительно ли я собираюсь пройти трехлетнюю ординатуру с младенцем на руках? Хочу ли я проводить время с сыном, пока он не пойдет в садик? Помню ли я тот разговор с ней, еще во времена студенчества, когда я говорила, что хочу налаживать более значимые отношения с пациентами, чем предусматривает современная система здравоохранения?
Потом – как раз в тот момент, когда я представила, как она качает головой на другом конце провода, когда я захотела повернуть время вспять, чтобы этот разговор никогда не случился, – она сказала нечто, что изменило мою жизнь:
– Тебе нужно получить степень по клинической психологии.
Следуя этому пути, сказала она, я могла бы работать с людьми именно так, как всегда хотела: прием длится пятьдесят минут вместо пятнадцати, а работа более глубокая и долгосрочная.
Я вся покрылась мурашками. Люди обычно употребляют это выражение в переносном смысле, но я правда вся покрылась гусиной кожей. Я была потрясена тем, как точно это звучало, как будто весь мой жизненный план наконец сложился. В журналистике, думала я, можно рассказывать истории, но нельзя их менять. В качестве психотерапевта я смогу помочь людям вносить изменения в их истории. А такая двойная карьера и вовсе казалась идеальным сочетанием.
– Работа психотерапевта – это смесь познания и творчества, – продолжала декан. – Это настоящее искусство. Что может быть лучшей комбинацией для твоих талантов и интересов?
Вскоре после этого разговора я уже сидела в одном кабинете с выпускниками колледжей и сдавала вступительные экзамены. Я прошла на местную программу обучения и в течение нескольких следующих лет работала над получением степени. И я продолжала писать, слушать истории и делиться ими, а пока я училась помогать людям меняться, моя жизнь тоже изменилась.
За это время мой сын научился ходить и говорить, а курьер из UPS вместо подгузников стал приносить Лего. «Супер, “Тысячелетний сокол”! – говорила я. – А вы любите “Звездные войны”?»
Прямо перед получением степени я рассказала курьеру эту новость.
Впервые он не сбежал от меня к грузовику. Вместо этого он подался вперед и обнял меня.
– Поздравляю! – сказал он, его руки обвивали мою спину. – Ничего себе, вы проделали все это с ребенком на руках? Я так горжусь вами!
Я стояла, потрясенная и взволнованная, обнимая курьера. Когда мы наконец отступили друг от друга, он сказал, что у него тоже есть новости: он больше не будет ездить по моему маршруту. Как и я, он решил вернуться к учебе. Чтобы сэкономить на аренде жилья, он переезжал к своей семье, живущей в нескольких часах пути от меня. Он планировал стать разнорабочим.
– Поздравляю вас! – сказала я, обнимая его. – Я тоже вами горжусь!
Наверное, мы выглядели странно (я представляла, как соседи шепчутся: «Это ж какая должна быть посылка!»), но мы стояли так, как мне показалось, довольно долго, радуясь тому, как далеко мы продвинулись.
– Кстати, я Сэм, – сказал он, когда мы закончили обниматься.
– Кстати, я Лори, – ответила я. До того он всегда называл меня «Мэм».
– Я знаю, – он указал подбородком на посылку с моим именем на ярлыке.
Мы засмеялись.
– Что ж, Сэм, буду держать за тебя кулачки, – сказала я.
– Спасибо, – ответил он. – Мне это понадобится.
Я покачала головой:
– Мне кажется, у тебя все будет отлично, но я все равно буду.
Потом Сэм в последний раз попросил меня расписаться на бланке и, показав мне большой палец с водительского сиденья, укатил на большом коричневом грузовике.
Пару лет спустя я получила от Сэма визитную карточку. «Я сохранил ваш адрес, – писал он на открытке, приложенной к визитке. – Если у вас есть друзья, которым пригодились бы мои услуги, я буду очень признателен, если вы передадите им мои контакты». Я как раз проходила практику и отложила карточку в стол, точно зная, когда воспользуюсь ей.
Книжные шкафы в моем офисе?
Это Сэм делал.
26
Неловкие встречи
Как-то раз, когда мы только начали встречаться, мы с Бойфрендом стояли в очереди за замороженным йогуртом, и подошла одна из моих пациенток.
– Ого, здравствуйте! – сказала Кейша, вставая за нами. – Так странно наткнуться на вас здесь. – Она повернулась направо. – Это Люк.
Люк, симпатичный парень лет тридцати, улыбнулся и пожал мне руку. Мы никогда не встречались, но я точно знала, кто он. Я знала, что Люк – молодой человек Кейши, который недавно изменил ей, а она поняла это, потому что у него начались проблемы с эрекцией. Каждый раз, когда он изменял, происходило одно и то же. («Его совесть, – сказала она однажды, – живет в его члене»).
Еще я знала, что Кейша хотела расстаться с ним. Она начала понимать, почему ее изначально тянуло к нему, и теперь собиралась быть более осмотрительной в выборе партнера, который заслуживал ее доверия. На нашей последней сессии она сказала, что планирует объявить о расставании в выходные. Мы встретились в субботу. Она передумала, задумалась я, или же решила распрощаться с ним в воскресенье, чтобы рабочий понедельник помог ей не сбиться с курса? Она говорила мне, что хотела сказать все Люку в общественном месте, чтобы он не устраивал сцен и не умолял остаться: такое уже дважды случалось, когда она пыталась завести разговор дома. Она не хотела снова уступить лишь потому, что он говорит все возможное, чтобы заставить ее передумать.
В очереди за йогуртом Бойфренд стоял рядом со мной и ждал, что его представят. Я еще не объясняла ему, что когда встречаю пациентов вне офиса, чтобы сохранить их конфиденциальность, я не признаю их, если они не реагируют первыми. Будет неловко, например, если я поздороваюсь с пациенткой, а ее спутник спросит, кто я, и поставит ее в неловкое положение, вынуждая уходить от ответа или объяснять все как есть. Что, если я поздороваюсь с пациентом, который идет по делам с коллегой, начальником или находится на первом свидании?
