– Все изготовлено с нуля, кроме моторчиков, аккумуляторов, камер, всего такого.
– Зачем ты это делаешь, Юнис? – спросила Верити.
Мужчина в бейсболке прошел за окном, не глянув в ее сторону.
– Ради возможностей.
– Мне это не нравится.
– Допивай кофе.
Верити подчинилась, перебарывая желание оглянуться и посмотреть на мужчину в бейсболке.
– Здесь свободно? – Мужской голос.
Она обернулась, подняла взгляд:
– Да.
– Спасибо.
Верити вновь посмотрела в окно, не видя улицу. Краем глаза она различила, как мужчина в бейсболке поставил кофе на стойку и сел на соседний табурет.
– Передай ему дайниму, – сказала Юнис, – под стойкой.
Верити не хотела, но подчинилась, инстинктивно ожидая, что он возмутится. Заставила себя смотреть прямо вперед. Шуршание под стойкой. Два отчетливых щелчка. Защелки на мешочке. Снова шуршание.
Затем мужчина передал чехол обратно. Внутри было что-то твердое, прямоугольное.
– Пора идти, – скомандовала Юнис. – Вперед.
– Извините, – сказала Верити, вытаскивая чехол из-под стойки.
Часть прямоугольного предмета, торчащая из чехла, была зеленовато-песочного цвета. Джо-Эдди как-то сказал, что этот оттенок называется «Койот». Цвет снаряжения магазинных ниндзя, помимо черного и хаки.
– Все о’кей, – глядя ей прямо в глаза. Сто тысяч франклинов – очевидно, в сумке под мышкой.
Она пошла к выходу.
– Отлично, – сказала Юнис. – Теперь в квартиру.
– Деньги были для него? – спросила Верити на улице.
– Мастерская в Окленде, делает реквизит для лос-анджелесских студий.
В подъезде Верити заперлась и задвинула щеколду. Поднялась по лестнице. Чехол бился о ногу.
В кухне она положила его на стол и вытащила прямоугольный кейс. У него оказалась неожиданно массивная складная ручка, хотя сам он был нетяжелый. Поверхность равномерно шероховатая. На алюминиевой пластинке сбоку от крышки надпись – «Pelican case 1400 Torrance CA».
– Открой, – велела Юнис.
Верити осмотрела непривычный механизм защелок.
– Как?
Появился мультипликационный рисунок: белые контурные руки показали, как открыть белую контурную крышку. Повторяя за ними, Верити открыла настоящие защелки, подняла настоящую крышку. Четыре квадратных гнезда в черной пористой подложке составляли большой квадрат.
– Проверим, – сказала Юнис.
Из одного гнезда, не совсем бесшумно, поднялось что-то темно-серое, неотражающее. Когда оно поравнялось с очками, Юнис открыла видео-окошко. Верити на миг заглянула в собственные, нелестно заснятые глаза. Затем дрон поднялся выше, в окошке появилась кухня за спиной у Верити и вход в гостиную.
У Стетса были дроны, целая коллекция. Их ему дарили в надежде на поддержку стартапов. Этот был тише, практически бесшумный.
– Сколько он может оставаться в воздухе?
– Восемь часов. С грузом меньше.
– Ни один из них столько не работает, – сказала Верити.
– Этот военный. Вернее, притворяется военным. Открой кухонное окно.
Верити подошла к окну, повернула ручку, закрашенную слоями краски, и распахнула раму. Картинка с камеры дрона изменилась: теперь это была кухонная дверь. Смазанность от быстрого движения, потом ее собственная спина в рыжей ковбойке-пиджаке Джо-Эдди (которую она немедленно решила никогда больше не надевать), и вот уже дрон с тишайшим комариным звоном пронесся мимо и быстро начал уходить вертикально вверх. Выше низкого парапета плоской крыши.
Верити никогда не выходила на крышу дома. Там, впрочем, ничего и не было, что вскоре подтвердил дрон. Он завис над серой кучкой: косточки, маленький череп с клювом, намек на истлевшие крылья.
– Чайка, – сказала Юнис.
– Как туда попадают? В смысле, без дрона.
Дрон повернул, показал Верити покореженный металлический люк в облупившейся алюминиевой краске.
– Через соседнее помещение. Нежилое. Арендуют вьетнамцы.
– Значит, Джо-Эдди там, скорее всего, никогда не бывал?
– Он ловкий?
– Нет.
– Держись, – сказала Юнис. – Прыгаем.
Камера дрона устремилась к Валенсия-стрит, через парапет, вниз к тротуару. Верити ойкнула. На долю секунды дрон завис в дюйме от асфальта и тут же пошел вверх. Заглянул через окно в «Волки и Булки», где молодой азиат пил что-то из белой чашки, сидя на том же месте, что Верити минуты назад. Юнис оцифровала его лицо.
– Юнис, зачем ты это делаешь?
– Да просто осматриваюсь все время, – ответила Юнис; дрон тем временем взмыл вверх и снова показал крышу. – А ты разве нет?
10
«Рио»
Тихоботка, цокая когтями, проводила Недертона до двери и оставила одного на неровном асфальте дожидаться машины, которую вызвала Тлен.
На соседнем перекрестке стоял кинотеатр тысяча девятьсот тридцатых годов. Высоко на ребристом белом фасаде в стиле ар-деко синели окантованные сталью печатные буквы «РИО». Недертон как-то водил туда Рейни на фестиваль Куросавы и не вспомнил, что здание смотрит на жутковатую гасиенду Тлен.
Прибывшая машина оказалась одноместной с фронтальной загрузкой, самое маленькое из трех колес располагалось сзади. Словно сбежавшая из спа-салона индивидуальная сауна, подумал Недертон. Она открыла единственную дверцу и, когда он залезал внутрь, произнесла: «Добрый вечер, мистер Недертон».
Дверца закрылась, он назвал адрес на Альфред-Мьюз
[13] и позвонил Рейни.
Ее эмблема засветилась, когда машина проезжала мимо кинотеатра.
– Еду, – сказал он.
– Как Тлен? – спросила Рейни.
– Рассталась с бифокальными глазами. И татуировками. Сказала, с кем-то встречается.
– Теперь она тебя меньше раздражает?
– Нет.
– Вы виделись по работе, я правильно понимаю? – Ее шутка.
– Лоубир. Новый проект.
– Срез, – сказала Рейни.
– Откуда ты знаешь?
– По твоим рассказам выходит, она ими одержима.
– Как Томас?
– Спит.
Рейни открыла видео-окошко: их сын, свернувшийся клубочком в кроватке.
