Верити увидела дальше в проулке кубический контейнер, в тени под стеной. Он действительно выглядел так, будто стоит здесь давно.
– Заплатили за парковку. Не эвакуируют, – сказал Коннер. Дрон наклонился и положил зарядник на асфальт. – Тлен показала мне его по пути сюда. – Тихий звук манипуляторов, орудующих в тени. – Когда открою дверцу, свет погаснет, включится, только когда закрою. Как холодильник, только наоборот. – Он распахнул дверцу в темноту. – Буду снаружи, на крыше. Там есть розетка, подзаряжусь.
– Зачем он здесь?
– Чтоб тебе не оставаться на виду. Лечь и ноги вытянуть.
Верити шагнула внутрь, не так высоко, как у Фан. Там куб стоял на паллетах, здесь вроде бы прямо на асфальте. Дрон закрыл за ней дверцу. Зажегся полупрозрачный потолок.
Та же обстановка, но с циновочным эквивалентом запаха нового автомобиля. Тот же диванчик с низкой спинкой и почти без ножек, тот же низкий деревянный столик перед ним, на столике – белый полиэтиленовый пакет из «Севн-Элевн». Из пакета торчали красные пластиковые крышечки бутылок с питьевой водой. Верити заглянула, что там еще, увидела пригоршню протеиновых батончиков, две маленькие упаковки вяленого мяса, пакетик чипсов из морской капусты.
Повесила сумку на знакомый алюминиевый крюк, сняла кроссовки и поставила на пластиковый лоток.
Зашла в уборную, задвинула бумажную дверцу и воспользовалась унитазом. Никаких политических граффити. Стены выглядели так, будто их никогда не касалась человеческая рука. Возможно, так оно и было. Верити закрыла глаза, увидела автомобильную пробку. Встала, унитаз, как она и ожидала, сам спустил воду.
– Я здесь, – сказал Коннер, когда она мыла руки. – На крыше.
Появилась трансляция: вид с крыши куба в сторону Третьей улицы. Проехала полицейская машина, потом юпиэсовский фургон.
– Здесь есть камеры? – спросила она.
– У тебя в очках и в дроне.
– Не слышала, как ты залезал. – Она вышла из туалета, задвинула дверцу, шагнула к серому диванчику.
– Я и зарядник поднял лебедкой, ты тоже не слышала.
Трансляция исчезла.
Верити сняла худи и твидовый жакет, повесила их на тот же крюк, что и сумку, села на диван, а сумочку положила на столик, рядом с пакетом.
– Выяснил, что происходит?
– Филиалы Юнис чего-то активно делают, а чего – никто не знает. Тем временем бразильский знакомый твоего приятеля тратил бабки, которые зарабатывает Юнис. Парочка ее филиалов зашибенно играет на бирже.
– В каком секторе?
– Айти-компании. Ничего заметного. Широкая география, разные юрисдикции. Зачем – никто не говорит. Эйнсли тоже не слишком много болтает, на случай если ты не заметила. Это либо английские штучки, либо большого среза, может, и то и то.
– Что такое большой срез?
– Так мы зовем их временную линию. Главным образом назло.
– Почему?
– Они считают себя единственным настоящим континуумом, оригиналом. Не срезом. Они первые обнаружили так называемый сервер, тот, что позволяет создавать новые срезы. Если кто и знает, что это и где, то не говорит.
– Никто не знает, что это?
– Все абсолютно без понятия, и где железо – тоже. Многие думают, в Китае, но просто когда чего такое, первым делом думают на Китай.
– Почему?
– Во время джекпота Китай свернул на собственную дорожку. Они были самые богатые. Ну и большие. Просто закрыли дверь лет так на двадцать, и вся любовь. И без клептархов обошлись.
– Без кого?
– Без клептархов. Которые заправляют всем миром, кроме Китая, в той линии, где Лоубир. Наследственное авторитарное правление с корнями в организованной преступности. Это и до джекпота было, а после они конкретно все под себя подмяли.
Верити заерзала на диванчике – куда менее удобном, чем такой же в Окленде, – и заметила, что плотная маска-фильтр по-прежнему болтается под подбородком. Сняла ее и почувствовала, что губы обветрились. Отыскала в сумке гигиеничку.
– Как-то все сильно непросто, да? – Облизала намазанные губы.
– Погоди, тут кое-что для тебя. Уж не знаю, простое ли. Приоритетный вызов, перебил все остальное.
– От кого?
– От тех, кого знаю, приоритетным бы не был.
– О’кей.
– Пока, – сказал он.
Голосом не могу. У тебя все норм?
Белая гельветика на раскрытой сумочке.
– Кто это? – Верити закусила намазанную гигиеничкой нижнюю губу.
– Блин, – проговорила Верити вне себя от радости и одновременно страха, что это какая-то ошибка.
– Юнис?
Верити подождала ответа.
Ничего.
– Быстро вы пообщались, – заметил Коннер.
– Она исчезла, – услышала Верити свой голос.
– Похоже, разговор прервался.
– Ты можешь сказать, откуда был звонок?
– Хрен определишь. Как тебе диван?
– Жесткий.
– Тлен велела Фан его перенабить. Керамоброня десять на двенадцать, четвертый уровень.
– Зачем?
– Если начнется перестрелка, поставь его набок между собой и той стороной, где стреляют.
– Перестрелка, – без всякого выражения повторила она.
– Просто на всякий пожарный, – ответил Коннер.
Но была ли это Юнис?
90
Работа
– И все потому, что Промокашка испугался? Из-за того, что неуважительно отозвался о вас в разговоре со мной, тогда, в «Денисовском посольстве»? – спросил Недертон. Он шел по Шефтсбери-авеню, падали первые капли дождя.
– Да, – ответила Лоубир. – Потому что он назвал меня «мифической».
– Вам не кажется, что он испугался на ровном месте?
– Полагаю, что во время разговора, который я мониторила, он был пьян. Потом случилось частичное выпадение памяти. Он не мог вспомнить, что именно вам сказал. Дальше наступило отрезвление, и тревожность, от которой он обычно лечится самоназначенными препаратами, заставила его позвонить мне.
Недертон, разглядывавший витрину книжной лавки, заметил, как скривилось его отражение. Уж слишком хорошо он помнил этот сценарий.
– Но вы ему поверили?
– Я полагаю, что в данном случае он правдиво передал услышанное.
– Вы не думаете, что это исходит от Ю… – Он прикусил язык. – От лица, которое мы обсуждали? Дезинформация?
– Неразумно было бы исключить такую возможность, – ответила она, – но я провела кое-какую проверку. Интересующее нас лицо в последнее время проявляет несомненную активность, однако вряд ли Промш знает его фамилию. В случае клептархов слишком удачное совпадение, как правило, объясняется тем, что они очень тесная, прочно связанная группа. Впрочем, нам это позволит удалить нарыв более чисто и даже с элементом внезапности.
