Гендиректора технологических компаний «старой гвардии», кажется, сбиты с толку феноменом компаний, работающих с убытком. «Они не приносят деньги! В моем мире – ты не настоящая компания, пока не приносишь деньги» – так Стив Балмер, бывший генеральный директор Microsoft отозвался об Amazon в 2014 году, когда компания потеряла 241 миллион долларов, хотя ее рыночная стоимость возросла до 160 миллиардов долларов. Гендиректор Oracle Марк Херд, еще один парень из бизнеса старой школы, выразил схожее удивление в отношении Salesforce.com. «Там нет движения денежных средств, – сказал он о компании в апреле 2015 года. – Сколько сейчас они стоят? 35 миллиардов долларов?… Это сумасшествие, просто сумасшествие». Это было пустое место. Спустя несколько месяцев Salesforce.com стоила более 50 миллиардов долларов.
Одним из последствий нерентабельности стало то, что компании не живут долго. В 1960 году средняя продолжительность жизни компании в соответствии с индексом S&P 500 составляла немногим больше шестидесяти лет, в то время как сегодня она составляет менее двадцати лет, согласно Innosight, исследовательской и консалтинговой организации. Еще одно последствие заключается в том, что заработанные средства распределяются гораздо менее справедливо, чем в прошлом. Диспропорция между выплатой гендиректору и выплатой рядовому сотруднику увеличивалась с 1965 года, но резкий скачок был отмечен во время бума доткомов, согласно Economic Policy Institute (EPI). В 1965 году среднестатистический гендиректор зарабатывал в 20 раз больше рядового сотрудника. К 1989 году это соотношение приблизилось к шестидесяти. Но в 1995 году все попросту пошло вразнос. Среднестатистический гендиректор зарабатывал в 122 раза больше обычного сотрудника. К 2000 году относительная разница в компенсационных выплатах между генеральным директором и рядовым сотрудником достигла 383, согласно EPI. Сейчас это значение составляет около 300.
Люди с верхушки откусывают больший кусок пирога. Это сильно раздражает, но еще больше раздражает, когда осознаешь, что кто-то из учредителей гребет столько денег, управляя нерентабельной компанией, при этом обращаясь со своими сотрудниками так, как невозможно было представить себе всего каких-то двадцать лет назад.
«Наши самые ценные активы выходят из дверей каждый вечер» – вот мантра, которую я слышал от директоров технологических компаний, когда писал о них в 1980-х и 1990-х годах. «В Microsoft зарабатывали все, включая секретарей, – вспоминал мой друг Майк, бывший сотрудник Microsoft. – Компания сделала десятки тысяч людей миллионерами. Компания до последнего поддерживала людей, столкнувшихся с личными проблемами. Если у тебя обнаружили рак, они будут выплачивать тебе зарплату, даже не ожидая, что ты вернешься на работу, и покроют все медицинские счета».
В ту пору гендиректора были одержимы тем, как удержать сотрудников. Ни одна компания не предлагала своим сотрудникам рассматривать работу в ней как короткое «дежурство» и никто не заявлял: «Мы – не твоя семья».
Неудивительно, что Рид Хоффман, являющийся основателем компании и венчурным капиталистом, поддерживает подход «мы не семья». Он был одним из самых больших бенефициаров бизнес-модели «расти-быстро-теряй-деньги-стань-акционерным-обществом». Первая компания Хоффмана PayPal стала публичным акционерным обществом, терпя убытки. В 2002 году Хоффман стал соучредителем LinkedIn. На протяжении трех из его тринадцати лет в компании LinkedIn объявлял о годовой прибыли. В остальные десять компания несла убытки. Недавние убытки поражали: в первые девять месяцев 2015 года LinkedIn потеряла 150 миллионов долларов. Все же чистая стоимость компании Хоффмана примерно равна 5 миллиардам долларов. Amazon, онлайн-ретейлер с двадцатиоднолетней историей, никогда не приносил огромных доходов, но его основатель Джефф Безос владеет состоянием 60 миллиардов долларов. Salesforce.com, софтверная компания, заявила о чистых потерях трех четвертей миллиарда долларов с 2011 по конец 2014 года, а ее учредитель Марк Бениофф обладает состоянием 4 миллиарда долларов.
Кто-то должен был остаться с носом. Летом 2015 года я говорил с Пэтом, известным серийным предпринимателем из Кремниевой долины, являющимся гендиректором частной компании и бизнес-ангелом. Мы говорили о взлетающих стоимостях инвестиционного портфеля частных компаний. Внезапно Долину наводнили так называемые единороги – частные корпорации, которые предположительно стоят миллиарды, даже десятки миллиардов долларов. По данным Fortune, на тот момент существовало 145 единорогов, почти в два раза больше, чем было всего семью месяцами ранее.
– Понимаешь, кто на этом пострадает, да? – спросил меня Пэт.
– Я не знаю. Венчурные капиталисты? – спросил я.
– Нет! Инвесторы под защитой.
Пэт объяснил: фонды, инвестирующие в стартапы на поздней стадии и платящие за это смешную цену, требуют и получают своего рода гарантию под названием «трещотка». Это обещание компании выдать им необходимое количество дополнительных акций в случае, если она станет публичным акционерным обществом при своей стоимости ниже оплаченной инвесторами суммы. Некоторым инвесторам гарантируют, по крайней мере, дополнительные 20 процентов от суммы их инвестиций. Инвесторы могут потерять свои деньги на таких сделках только в случае конца света. Они, в общем-то, ничем не рискуют.
С учредителями тоже рассчитываются. Groupon получил 1,1 миллиарда долларов за последний частный этап финансирования
[24] до IPO, при этом на саму компанию ушло сравнительно мало средств. Бóльшая часть суммы – 946 миллионов долларов – якобы попала в карманы инсайдерам, продавшим свои личные пакеты акций венчурным инвесторам.
– Значит, учредители в безопасности. Во время частных этапов финансирования они продают свои личные пакеты по высоким ценам, – говорил Пэт. – Они берут деньги со стола прямо сейчас, вместо того чтобы ждать IPO. Так кто же тут потерпевшая сторона?
Я сказал, что не имею понятия.
– Господи, ну тупица. Сотрудники!
Пэт объяснил: сотрудникам частично платят опционами на акции. Страйк-цена на опционы калькулируется на основе оценки стоимости компании во время передачи опционов. Если ты пришел в компанию поздно, то скорее всего на них будет уже высокая страйк-цена. Если компания станет публичным акционерным обществом с меньшей оценкой стоимости – если пострадавшие окажутся в подвешенном состоянии, как это еще называют, – тогда твои опционы могут оказаться «без денег».
– Это произойдет с большим количеством единорогов, – сказал Пэт. – Каждый раз на определенной стадии приходит инвестор и начинает вкладывать свои деньги в еще более безумных объемах, «подвешивание» становится все более вероятным. Вероятность того, что сотрудников обманут, очень велика.
Компания становится акционерным обществом, венчурные капиталисты в одночасье богатеют, а учредители рассовывают по карманам свои миллионы. Но сотрудники получат очень мало или вообще ничего. В декабре 2015 года Bloomberg написал об этом феномене статью, озаглавленную: «Большое IPO, маленькие выплаты большому количеству сотрудников стартапов».
