Перед Люцифером стоит Сариэль. На ней ничего нет, и она смотрит на него снизу вверх искушающим взглядом. Они в комнате, слабо освещенной свечами, Сариэль проводит указательным пальцем по обнаженной груди Люцифера. В отличие от нее он хоть во что-то одет: Люцифер в брюках. Архангел кладет руки ей на плечи и мягко их поглаживает.
– Я рада, что ты образумился, – тихо говорит она. – Я уже боялась, что ты вечно будешь на меня злиться.
– Разве я мог? – хрипло спрашивает он.
– Ты меня очень разозлил. Я не люблю, когда меня игнорируют.
– Конечно, нет. Это было глупо с моей стороны, я ошибся.
– Но ты ведь снова так не ошибешься, не так ли? – Ее лицо становится жестоким. – Теперь ты знаешь, на что я способна. Ты больше не выставишь меня на посмешище. Ты мой.
Руки Люцифера обвивают ее шею, и я не понимаю, хочет ли он ее приласкать или задушить. Он наклоняется к ней, и Сариэль расправляет крылья, розовый цвет которых темнеет. Она прижимается к нему, и раздается тихий стон. Я не хочу смотреть на это и не хочу знать о том, какую боль мне это причинит. Но я не могу отвести от них взгляда. Люцифер целует уголки ее губ, и фигура женщины меняется. Крылья исчезают, и на ее месте оказывается Стар. Люцифер обнимает и целует ее. Ее руки нежно скользят по его телу. Стар обвивает руками его шею, и я больше не могу дышать, когда он поднимает ее на руки и несет в постель, вырисовывающуюся в тумане позади них.
Я прихожу в себя и откашливаюсь. Этот сон не был видением, которые я смотрю глазами другого человека. Это было скорее предупреждение. Неужели Сариэль до сих пор претендует на Люцифера? Не опасно ли это для Стар? Ведь он знакомит ее с обществом и берет с собой на балы. Может, Люцифер специально провоцирует Сариэль? Свет миллионов звезд освещает комнату, несмотря на занавески, и я вижу каждую деталь. Фия подходит ко мне и протягивает стакан воды.
– Тебе снился страшный сон?
Я киваю, но не могу сказать ни слова.
– Такое происходит с большинством девушек в первую ночь. Просто попытайся заснуть. Здесь ты в безопасности.
– Почему ты так добра к нам? – тихо спрашиваю я. Если бы меня спросили, я бы предположила, что Габриэль приставит к нам охранника вроде тюремного надзирателя Рикардо.
– А почему я не должна? Мы не все соглашаемся с мнением архангелов. А за то время, что я забочусь о девушках, я поняла, что вы не сильно от нас отличаетесь. Чаще всего люди боятся тех, кого не знают.
– Это правда. Ты уже была на земле?
Она качает головой.
– Габриэль разрешает спускаться лишь немногим ангелам своего небесного двора. Он боится за нас. По крайней мере, он так говорит.
– Но ты не веришь ему?
Фия пожимает плечами.
– Он архангел, и мы делаем то, что он приказывает. Но Анна рассказала мне многое о вашем мире, и, как мне кажется, мне бы там понравилось.
– Почему тебе просто не полететь туда и не посмотреть самой? Я бы показала тебе свой город.
Женщина грустно улыбается.
– Это, к сожалению, невозможно. Я простая рабочая, а нам еще в молодости подрезают крылья.
– Что, прости?
Вот почему у нее такие короткие крылья. Это просто варварство.
– Иерархия на небесах очень строгая. Каждый должен знать свое место. Это ты была в небесном дворе Люцифера, не так ли?
Я киваю.
– Да, это я.
– Там все, должно быть, иначе, – тихо говорит она. – Так говорят. – Она вопросительно смотрит на меня.
– Я была только в его покоях во Дворце дожей, и там нет ангелов, работающих прислугой.
Правда, я с трудом могу представить, чтобы Люцифер подрезал кому-то крылья.
Фия улыбается и замечает отвращение на моем лице.
– Так было всегда, и я привыкла к тому, что не могу летать. – Она натянуто улыбается. – Но я хорошо помню, каково это было, когда я еще была молодой. До того, как крылья подрезали. Летать – все равно что чувствовать свободу.
– Ты свободен лишь тогда, когда летишь, – шепчу я. – Кассиэль как-то сказал мне это. – Она тоскливо смотрит в окно. – Но можно летать и в своем сердце, – говорю я, чтобы ее успокоить. – Для этого не нужны крылья. Так говорил мой отец. Наши мысли свободны. В них ты можешь пойти куда пожелаешь.
Я вспоминаю тяжелые времена на арене и в темнице, думая о том, как мысли о семье и друзьях помогли мне пережить это время.
– Да, – шепчет Фия, снова обращая взгляд на меня. – В этом ты права.
Она возвращается на свое кресло, а я снова опускаю голову на подушку. Я улыбаюсь, вспоминая своего отца, и снова засыпаю.
Когда я просыпаюсь в следующий раз, солнце освещает высокие арочные окна. Я слышу смех, а в ванной комнате кто-то поет. Хотя это больше похоже на мычание.
Фели сидит на своей лежанке, скрестив ноги, и улыбается. Она уже оделась.
– Эх ты, соня. Я уже думала, что ты никогда не проснешься.
– Кушетки Габриэля достаточно удобные, – отвечаю я, откидываясь назад. – Ты тоже хорошо спала?
Она кивает.
– Но Нуриэль не такой терпеливый, как Кассиэль. Он хочет доставить меня на землю уже через десять минут. – Фели наклоняется ко мне и легонько толкает.
– Обещаю, что зайду к тебе на этой неделе. Если отец не отпустит меня, я спущусь в катакомбы. Томмазо меня прикроет. Он делал так все эти годы, когда мне надо было уйти. Тогда мы сможем обо всем поговорить.
Когда она уходит, я иду мыться. Фия кладет мне на кровать брюки и пуловер, когда я возвращаюсь. Почти все девушки разошлись, остались только Кайя и Амели. Они сидят на своих кроватях и не говорят друг с другом.
Кайя подходит ко мне и обнимает меня на прощание.
– Мне хотелось бы, чтобы ты осталась подольше, тогда я бы показала тебе библиотеку Габриэля.
– Может быть, в другой раз. Я спрошу у Кассиэля, смогу ли нанести тебе визит.
Ее глаза сияют.
– Было бы круто! У нас не так много всего происходит, а праздники очень утомляют.
Я тут же чувствую вину, потому что меня в основном интересует лишь один момент: есть ли в библиотеке Габриэля другая версия Откровения Иоанна. Не может же быть, чтобы Люцифер знал больше своих братьев. Кроме того, мне надо обсудить с девочками, готовы ли они пойти на смерть добровольно перед Открытием. Готова ли я сама на такое пойти? Имеет ли хоть какой-то смысл требование матери, если Апокалипсис все-таки зависит от агнца?
Фия тоже обнимает меня на прощание, и я слышу стук в дверь.
Кассиэль смотрит на меня с беспокойством.
– У меня все хорошо, – говорю я, когда он заходит в комнату. – Это Кайя и Фия, – представляю я обеих. Амели не обращает на нас внимания.
