Никогда еще жизнь не представляла для Рудольфа такого интереса. Среди поклонников, которые толпились вокруг его гримерки, однажды появилась 42-летняя пышнотелая актриса-блондинка, которая привела с собой молодого дружка – юношу с глазами фавна, отличавшегося поразительной красотой. Моника ван Вурен пригласила Рудольфа потанцевать с ней на открытии «Артура», и с тех пор они несколько раз обедали в «Русской чайной». Гораздо любопытнее, чем тот тип европейской элиты, который она на первый взгляд олицетворяла, Моника, по словам Боба Коласелло, была «гиперутонченной, гипердраматичной, гиперистеричной» особой, подобные которой существуют только в фильмах Феллини. Ее эксцентричность смешила Рудольфа; ему нравились вечеринки, на которые она его водила. И конечно, ему нравились ее молодые приятели: Моника славилась очень молодыми и очень привлекательными любовниками. Ее последним эскортом стал Расти Андеркоффер, 23-летний юноша из Джорджии, который приехал в Нью-Йорк, «чтобы стать кинозвездой». Моника заявила: первым делом он должен сменить имя. Поэтому Расти стал Хирамом Келлером и записался на курс театрального искусства Ли Страсберга в Карнеги-холле. Однако вскоре выяснилось, что он «не вписывается». Через своего агента, общего с Сибил Бертон, Моника добыла Хираму работу официанта в клубе «Артур» (впрочем, оттуда он тоже почти сразу уволился). В конце весны 1967 г., когда Рудольф познакомился с ним, он «жил без цели, вроде того».
После спектакля Моника собиралась повести Хирама в «Копа-кабану» послушать Дайану Росс. Решив, что Рудольфу это тоже понравится, она послала к нему Хирама, чтобы тот спросил, не хочет ли Рудольф присоединиться к ним.
«Я жду, жду, жду… Хирам не появляется. Я снова иду к гримерке – все уже ушли. Я еду в «Копакабану» – ни Рудольфа, ни Хирама. Знаю, что Рудольф на следующий день уезжает в Бостон, поэтому звоню в «Наварро», где он остановился. По телефону отвечают, что на двери номера табличка: «Не беспокоить». Я вне себя: Рудольф увел Хирама».
Хирам в самом деле был неотразимым. Он был не только редкостным красавцем с экзотической внешностью, который чем-то напоминал самого Рудольфа. Он, помимо всего прочего, очень кстати оказался бисексуалом. Рудольф, как он признавался Диане Солуэй, «хотел, чтобы я стал его бойфрендом, и я подумал: «Почему нет?» Но то, что выглядело легкой победой, впоследствии сильно разочаровало обоих. Как выразилась Моника, «они оба ожидали Супермена, но этого не случилось». Дальше – хуже. Хираму было все скучнее сидеть и ждать Рудольфа; ему не нравилась отведенная ему второстепенная роль. «Руди нелегко было ладить с людьми такими же красивыми, как он сам. Ему всегда нужно было оставаться единственным». И Рудольф тоже жаловался, что Хирам проводил все время в номере отеля, из-за чего ему приходили огромные счета за телефон, и что «после секса больше ничего не было».
Через несколько дней, зная, что Рудольф вернулся в Нью-Йорк, Моника пошла в «Русскую чайную», где он часто обедал. Разглядев его за его обычным столом, она направилась к нему, злая и бледная, потому что не спала две ночи. «Рудольф, как ты мог? Ты ведь способен получить кого угодно. Зачем ты увел моего друга?» – «Не будь дурой. Сядь; поешь суп. Он совсем неинтересен. Сегодня он вернется к тебе».
Конечно, «Хирам вернулся… И я его простила». Как оказалось, Хирам служил всего лишь приманкой для Рудольфа. Монику околдовал сам Рудольф «с его белой кожей, славянскими скулами, великолепным телом и приступами гнева». В конце концов она излила свои фантазии в душераздирающем «романе с ключом». Его герой – русский перебежчик, красавец Владимир, «самый замечательный балетный танцовщик после Нижинского», который носит черные костюмы в стиле Неру с высокими кожаными сапогами – «сексуальный магнит и для мужчин, и для женщин»:
«Вдруг потребность броситься на этого молодого человека вырвалась из самых потаенных уголков существа Мариэлы. Она подошла к нему, и, не успела она перевести дух, как Владимир сжал ее в объятиях… Стиснув ее талию, он подхватил ее на руки и, распахнув дверь пинком ноги, понес в спальню… Как одержимый, он сорвал с нее неглиже… Его голодные руки ласкали ее волосы, ее глаза, ее плечи… Он расстегнул прозрачный сетчатый бюстгальтер. Пышные груди вырвались на волю».
И так далее… Но, хотя после выхода «Ночного святилища» их дружба резко оборвалась, до выхода книги оставалось еще лет десять, а пока Рудольф с радостью угождал Монике, почти комично напоминавшей «женщину-вамп». Он инстинктивно понимал, что она окажется ему полезнее, чем любая другая поклонница.
Сан-Франциско, где «Королевский балет» провел неделю в июле, стал местом еще одного знакомства «у служебного входа». Лето 1967 г. принято называть «Летом любви»: «Власть цветов» была в самом разгаре, а ее антиматериалистические, антиполитические идеалы послужили вдохновением для песни «Битлз» All You Need Is Love. И песня британской группы Let’s All Go to San Francisco сразу же стала хитом. Эпицентром всей жизни города стал квартал Хейт, застроенный большими, полуразрушенными домами в викторианском стиле на пересечении улиц Хейт и Эшбери. Квартал захватили хиппи, битники, экологи и такие кумиры молодежной культуры, как Дженис Джоплин и Grateful Dead. Танцовщики более старшего возраста, в том числе Лесли Эдвардс, считали хиппи «грязными и скучными», но Марго была очарована. «Я не могла отвести глаз от этих людей», – признавалась она Рудольфу, и он тоже ими заинтересовался. «Я только и слышу, что о Хейт-Эшбери», – говорил он Александру Гранту, с которым у них была общая гримерная. «Я сказал Рудольфу, что собираюсь прогуляться туда после спектакля, – вспоминает Грант. – И я всегда чувствовал себя немного виноватым оттого, что заронил эту мысль ему в голову». Когда Марго и Рудольф выходили из театра, из толпы вышла фигура с библейской бородой и спросила, не хотят ли они «оторваться». Марго замялась только потому, что они собирались вместе со всей труппой поужинать в ресторане «Трейдер Вик», но все же записала адрес. Тем временем к Рудольфу подошел кокетливый юнец-блондин в узких джинсах и сапогах до колен, который сказал ему: «Нахально, но какого черта… что я хочу заняться с ним любовью». Рудольф просиял: «Что ж, пойдем!» Взяв Марго под руку, он первым зашагал по проходу между расступившимися фанатами к ждавшему их белому лимузину. Когда они втроем уселись на заднее сиденье, причем Марго выглядела особенно лощеной в белой норковой шубке до колен, Рудольф представил ей нового знакомого: Роберт Хатчинсон. «Марго, самая снисходительная женщина на свете, ответила: «Приятно с вами познакомиться», хотя она нисколько не сомневалась в том, что происходит». Сказав Роберту, что после ужина они собираются пойти на вечеринку хиппи в район Хейт-Эшбери, Марго спросила, знает ли он, как туда добраться. «Конечно, знаю, – ответил он. – Я уже ужинал, так что давайте встретимся позже у выхода из ресторана. Я покажу вам дорогу».
Шел первый час ночи, когда их «кадиллак» остановился у типичного викторианского особняка на Эшбери-стрит. Имея в виду другие «эскапады наслаждения», Рудольф не слишком хотел идти, но Марго убедила его, что они пробудут там «всего двадцать минут». Они поднялись на несколько лестничных пролетов туда, откуда слышалась музыка, но не заметили признаков чего-то «происходящего». «Это вовсе не была вечеринка хиппи. На полу не валялись люди в отключке, но нам стало не по себе, потому что мы там абсолютно никого не знали». Кто-то взял у Марго шубу, бросил ее в кучу одежды в спальне, и вновь прибывших спросили, что они будут пить. Может, чай? Марго и Рудольф кивнули. Но оказалось, что под «чаем» имеется в виду нечто другое, потому что в доме не было ни чая, ни кофе, ни вина, «ни каких-либо обычных вещей». Услышав, как какую-то девушку послали купить «полкораблика [марихуаны]», Марго поспешила возразить: «Ради всего святого, для нас не надо; мы не курим». Они втроем только успели сесть, когда по лестнице взбежал какой-то человек с криком: «Облава! Полицейские уже здесь!» Все бросились на кухню, и, поскольку Рудольф бежал одним из первых, Роберт остался, чтобы помочь Марго найти шубу и показать ей дорогу. У кухонной двери его остановили полицейские. «Чья это квартира?» – «Не знаю». – «Где ваши друзья?» Стало ясно, что остальные успели вылезти из кухонного окна по пожарной лестнице и прятались на крыше; Марго вывернула шубу наизнанку и сидела, положив ее на колени, Рудольф, в двубортном пиджаке, узких брюках и ковбойских сапогах, прятался поодаль, вытянувшись за трубой. Когда полицейские его схватили, он не пытался сопротивляться, «но и особенно не радовался», когда его привели в гостиную вместе с другими. Так как никто не признался в том, что он владелец квартиры, полицейские обвинили всех в незаконном проникновении. «Вас доставят в участок, снимут отпечатки пальцев и оформят».
