В ходе гастролей он часто называл этим словом и Марго. Балетмейстер Роналд Хайнд несколько раз в неодобрительном молчании наблюдал, как Рудольф утаскивал ее за кулисы и швырял на пол. Увидев, как она выбегает за дверь после особенно «ужасной сцены», он встревоженно спросил ее, все ли в порядке. «Да я его совсем не боюсь», – беззаботно ответила Марго. Конечно, Марго лучше многих умела обращаться с Рудольфом, что зафиксировано в дневнике и фотографиях Кита Мани, который находился вместе с танцорами в Афинах. Он снимал балерину в тренировочных костюмах на сцене открытого амфитеатра Одеон Герода Аттика, когда появился очень загорелый Рудольф в уличной одежде и с самым воинственным видом. Услышав, как он объявляет, что он «скорее всего» не будет танцевать вечером, Марго нахмурилась, но продолжала ритмично штопать свои балетные туфли, а затем обратилась к нему с тем, что Кит называет «изящной маленькой паваной практических рассуждений – и благоразумия».
– Что ж, решать тебе… – Стежок, еще стежок… – Наверное, я смогу исполнить одну или две лишних сольных партии.
Р. смотрел на нее в упор. Она реагировала неправильно!..
– Но, по-моему, этого им будет мало, – продолжала она после долгой паузы. – Может, лучше вернуть зрителям деньги?
– А?
– Вернем деньги. Раз ты не танцуешь.
Тут Р. заинтересовался каменной кладкой…
– Ясно, – сказал он довольно рассеянно и быстро зашагал в одну из арок…
[66]
«Одиссея» Кита Мани, когда он фотографировал Марго (результатом стали четыре книги) началась со снимка, сделанного с телеэкрана. Мани фотографировал «Жизель» Фонтейн и Нуреева 1962 г. Он работал в Лондоне как профессиональный иллюстратор, когда его попросили сделать эскизы «Маргариты и Армана» для памятного альбома. Он решил попробовать свои силы, снимая танцовщиков. Не обладая большим опытом, вначале он снимал их сбоку, но потом понял, что его призвание – снимать из-за кулис репортажи о балете. В журналах замелькали его «спонтанные», с налетом неприличия, снимки уставших, вспотевших танцовщиков. Сначала Рудольф, заразившийся от Марго «настоящей фобией» по отношению к камерам и научившись у нее терроризировать фотографов, превращал любую фотосессию в съемку тигра: «Можно поймать зверя, но и зверь может поймать тебя». Однако со временем, заметив, как Марго прониклась доверием к молодому новозеландцу, расслабился и он. Кит, обладавший широким кругозором, остроумный и тактичный, вскоре начал сопровождать их повсюду. Он даже ходил с балериной на официальные приемы. После Греции, как только Эрик уехал, Марго и Рудольф снова стали неразлучными.
«Во многом они очень плохо влияли друг на друга, – говорит Аннетт Пейдж, также участница турне, одна из солисток «Королевского балета» и жена Роналда Хайнда. – Марго всегда была очень серьезной профессионалкой. Но рядом с Рудольфом она совершенно менялась. Они никогда не приходили вовремя; бывало, мы подолгу сидели в автобусе и ждали, когда можно будет поехать на репетицию. Наконец они появлялись, хихикая и перешучиваясь, как малые дети».
В их поездке совершенно отсутствовал прошлогодний командный дух, когда Марго ездила на гастроли по Австралии с Дэвидом Блэром. Остальным танцовщикам казалось, что они присутствуют лишь как фон для Фонтейн и Нуреева. Когда, уступая требованиям публики, Аннетт и Ройес Фернандес повторили коду из «Дон Кихота», обе звезды набросились на них за то, что они тормозят программу. «Мы поступили так только потому, что зрители не переставали хлопать», – сказала Аннетт. Однако на следующий вечер Марго и Рудольф танцевали па-де-де из «Лебединого озера» и тоже исполнили номер на бис. Ведя себя как «большая дива», Рудольф мог по своей прихоти менять репер туар, и единственным, кроме Марго, кто не боялся возразить ему, оказался Роберт Хелпман (ее первый партнер), которому, как кто-то однажды сказал, хватало присутствия духа и силы характера, чтобы лично дать резкий отпор звезде. Литератор Фрэнсис Кинг, живший тогда в Японии, стал свидетелем следующего разговора:
– Сегодня я танцую «Корсара».
– Нет, сегодня идет «Лебединое озеро», – поправил его Хелпман.
– Нет, сегодня «Корсар».
– Танцуй что хочешь, душка. Оркестр будет играть «Лебединое».
Тем летом все участники гастролей заметили, как Марго и Рудольф то и дело прикасались друг к другу, флиртовали – «постоянно обнимались и целовались». Пожелав двум звездам спокойной ночи в лифте отеля, Александр Грант снова встретился с ними в лифте на следующее утро. «У Марго был большой, просто огромный, засос на шее. Его было заметно издали, но она даже не подумала его замазать». На другой вечер устроили вечеринку на крыше, на которой все, по словам Аннетт, «здорово напились, в том числе, что необычно, и Марго, которая валялась на матрасе с Рудольфом». На следующее утро, когда танцовщики снова сидели в автобусе и ждали отъезда, BQ, которая везде возила с собой дочь, громко заметила: «Не знаю, какая муха укусила Марго. Утром ее тошнило». Когда наконец пара появилась, Марго, на которой были темные очки, села в задний ряд, «очень тихая и какая-то сгорбленная». По пути в класс они проезжали мимо каких-то красивых развалин на берегу и решили остановиться, чтобы быстро окунуться. У моря Марго ожила и распустила волосы – Аштон часто сравнивал ее с ундиной. Но, когда она вышла из моря, она была бледной, как бумага. Во время последней встречи Тито подарил ей кольцо, которое она носила на одном пальце с обручальным; кольцо было ей велико и соскользнуло в воду. Все начали нырять, чтобы помочь ей найти кольцо, но в конце концов оставили попытки и вернулись к автобусу. Марго – «совершенно опустошенная» – села рядом с Роналдом, которому хотелось в знак утешения положить руку ей на плечо. «Но так нельзя было поступать с Марго». «Она невероятно расстроилась, – вспоминает Аннетт. – Мы даже гадали, не изменила ли она Тито. Но все это были одни домыслы».
С тех пор настроение на гастролях «изменилось – явно помрачнело». Марго, которая потянула икроножную мышцу, танцевала с трудом и «вечно звонила мужу и ждала его». Ее коллеги с недоумением относились к тому, как она льнет к человеку, которого, по словам Джоан Тринг, «все привыкли считать дерьмом». Но ее чувства к Тито проделали полный круг, и она снова стала «прежней охваченной любовью девочкой» 1930-х годов. Превращение блестящего латиноамериканского красавца-студента в женатого мужчину с животиком, который через много лет не давал ей прохода своими вульгарными ухаживаниями, не позволяло Марго разглядеть его истинную сущность. И все же вскоре она поняла, что Тито – единственный человек, с которым она чувствует себя «по-настоящему цельной», и теперь, как пишет ее биограф Мередит Данеман, «именно в его неуловимости заключалась его подлинно романтическая сила». Тито обещал быть с ней на протяжении всех гастролей, но почти сразу же предпочел остаться в Монте-Карло. Аннетт, делившая гримерку с Марго, помнит, как она все продолжала надеяться, что Тито передумает. «Она все говорила: «Ну, может быть, он приедет на следующей неделе», но он ее всегда разочаровывал». Именно Марго придумала включить в программу «Сцены любви» Аштона, и в Греции она попросила Роналда Хайнда стать ее партнером. Этот короткий, печальный дуэт, созданный как номер для гала-концерта Фонтейн и Сомса в 1959 г., описывает страстное расставание молодой девушки и ее возлюбленного перед его отправлением в Крестовый поход. Она хватается за его плащ; он уходит, край плаща выскальзывает у нее из пальцев, она остается одна – «ужасно несчастная, отчаянно влюбленная и теряющая своего любовника непонятно ради чего». Аннетт, которая еще не видела, чтобы Марго исполняла свою партию так трогательно, сказала ей, что она была «невероятна». «Что ж, это история моей жизни, – с улыбкой ответила та. – Я прощаюсь с Тито».
