Полезной в плане уточнения деталей хода Бородинского сражения оказалась биография генерала Луи Фриана, написанная и изданная в 1857 г. его сыном, также участником сражения, Жаном-Франсуа (1790–1867), бывшим в 1812 г. капитаном и адъютантом отца. Особый интерес вызывали те страницы, которые были посвящены борьбе за д. Семеновское
[86]. В целом в годы Второй империи, несмотря на заметную идеализацию императора и Великой армии в Бородинском сражении, французская историография смогла несколько расширить круг используемых источников и подтвердила тезис о нерешительных результатах Бородинского сражения.
Несмотря на сокрушительное поражение Франции в войне с Пруссией в 1870–1871 гг. и крах Второй империи, французы в конце XIX в. сохраняли стойкий интерес к наполеоновской тематике и войне 1812 г. Но интерес этот приобрел новые черты.
Во-первых, начался массовый выход в свет материалов малоизвестных участников событий офицерского и даже сержантского состава. Были опубликованы воспоминания капитана Ж.-М.-Ф. Жиро де л’Эна (1789–1874), адъютанта генерала Ж.-М. Дессэ, добавившие много интересного к представлениям о действиях 1-го армейского корпуса; переведены на французский язык мемуары Генриха фон Брандта (1789–1868), капитана 2-го пехотного полка Легиона Вислы, поведавшие об участии Молодой гвардии в бою за батарею Раевского. Изданы мемуары Антуана-Огюстена-Флавьена Пион де Лоша (1770–1819), капитана гвардейской пешей артиллерии, повествовавшие об участии гвардейской артиллерии в сражении 7 сентября; воспоминания Даниэля-Жан-Жака-Виктора Дюпюи (1777–1857), капитана 7-го гусарского полка, адъютанта бригадного генерала Ш.-К. Жакино, командира 3-й легкой кавалерийской бригады 1-го кавалерийского корпуса, и старшего вахмистра 2-го кирасирского полка того же корпуса О. Тириона (1787–1869), добавившие новые сведения о 1-м кавалерийском корпусе Э.-М.-А. Нансути. Опубликованы воспоминания Жана-Франсуа Булара (1776–1843), майора гвардейской артиллерии, наблюдавшего Бородинское сражение с позиций, расположенных недалеко от командного пункта Наполеона; мемуары полковника Жана-Теодора-Жозефа Серюзье (1769–1825), начальника артиллерии 2-го кавалерийского корпуса, отличавшиеся бравурно-задиристым стилем и гиперболизацией его, Серюзье, участия в сражении, но, тем не менее, оказавшиеся чрезвычайно полезными; цельное повествование о действиях 1-го и 2-го карабинерных полков, принимавших участие в кавалерийском сражении к востоку от батареи Раевского, составленное на основе воспоминаний многих офицеров; мемуары майора Клода-Франсуа-Мадлена Ле Руа (1767–1851), состоявшего в начале сражения при штабе Даву, а затем заменившего выбывшего из строя второго майора 85-го линейного полка (имея реальное представление о состоянии французской пехоты после боя, он нарисовал удручающую картину измотанной потерями Великой армии). Журнал капитана Экпри-Виктора-Элизабет-Бонифация Кастеллана, адъютанта генерал-адъютанта Л. Нарбонна, оказался интересен во многих отношениях; журнал капитана Луи-Фларимона Фантена дез Одоарда (1778–1866), капитана 2-го полка гвардейских пеших гренадеров, добавил материал о настроениях солдат императорской гвардии; воспоминания лейтенанта Николя-Луи Плана де ла Фэ, адъютанта командующего артиллерией генерала Ларибуазьера, продиктованные еще в 1835 г., но долгое время не публиковавшиеся, дали некоторые сведения о действиях французской артиллерии; в мемуарах сержанта-велита полка фузелеров-гренадеров гвардии Адриена-Жана-Батиста-Франсуа Бургоня (1785–1867) и воспоминаниях Луи-Жозефа Вьонне де Марингоне (1769–1834), начальника батальона того же полка, были переданы настроения офицеров Молодой гвардии; в мемуарах Обэна Дютейе де Ламота (1791–1851), су-лейтенанта 57-го линейного полка дивизии Компана корпуса Даву, уточнены детали участия 5-й пехотной дивизии в Бородинском сражении. Воспоминания Александра Бело де Кергора (1784–1840), военного комиссара 2-го класса, представляли взгляд интендантского чиновника на битву; были не лишены интереса и мемуары Клода-Франсуа Меневаля (1778–1850), секретаря портфеля в кабинете Наполеона, в которых затрагивался вопрос о здоровье и деятельности главнокомандующего французской армией накануне, в день и после Бородина
[87].
Прежний интерес, сосредоточенный почти исключительно на гигантской фигуре Наполеона и фигурах видных военачальников, начал постепенно сменяться вниманием к простым офицерам и солдатам. Выход в конце XIX в. многочисленных полковых историй
[88], которые чаще всего основывались на общеизвестных опубликованных материалах, был отражением той же тенденции. Французы, как нация, которую постигла трагедия, искали духовную опору в своей великой истории, причем в истории не только великих полководцев и больших политиков, но и всего народа. Память о сражении при Москве-реке теперь оказалась, с одной стороны, «оплодотворена» образами простых офицеров и солдат Франции, наполнена человеческой теплотой и стала более близкой и подлинно национальной, но, с другой стороны, не могла не избежать еще большей мифологизации. Вообще, французские историки на протяжении тридцати последних лет XIX в., несмотря на появление новых материалов, даже не попытались сформировать, хотя бы частично, обновленный взгляд на сражение при Москве-реке. Из собственно исторических работ можно упомянуть только биографию генерала Ж.-М. Дессэ, написанную Жозефом Дессэ и Андре Фолье, где на основе воспоминаний Жиро де л’Эна уточнялась роль 4-й пехотной дивизии в сражении, и две книги П. Боппа об участии в битве полка Жозефа-Наполеона и 1-го хорватского полка
[89].
