В эпоху Наполеоновских войн, когда родным людям приходилось так часто расставаться, появилось множество миниатюрных портретов. Каждый хотел сохранить для воспоминаний черты отсутствовавшего любимого человека. Тем более что эти портреты, а также подаренные на память перстни, кольца и пряди волос любимых женщин играли еще и роль амулетов. Миниатюрный портрет своей юной жены рассматривал в ночь перед Бородинской битвой О. Коленкур. Портрет будет на его груди, которую пробьет русская пуля на следующий день
[1154]. Графа Альфреда де Ноай, адъютанта Бертье, судьба пощадит в день Бородинской битвы. Он будет убит при Березине. На груди погибшего найдут портрет его жены. Кровь офицера просочится внутрь медальона и оставит на нем кровавый подтек
[1155]. Дома останется жена с маленькой дочкой, родившейся в феврале 1812 г.
[1156] Офицеры Великой армии хранили также и портреты своих матерей (о таком портрете, например, упоминает Фернан де Шабо, адъютант Нарбонна
[1157]) и своих сыновей и дочек (генералу Жюно, например, в Россию отправили портрет 3-летнего сына в форме гвардейского улана
[1158]).
Несколько портретов своего любимого сына получил в России и император. Один из них был послан Марией-Луизой ко дню рождения Наполеона. На миниатюре, выполненной м-ль Эме Тибо, Орленок был изображен верхом на овце. Получив этот портрет неделей позже после дня рождения из рук аудитора государственного совета г-на Дебонер де Жифа, нагнавшего армию, Наполеон был искренне рад, любуясь на изображение сына. «Поцелуй его от меня дважды», – немедленно написал он Марии-Луизе
[1159]. Эта миниатюра будет с Наполеоном до самой смерти. 6 сентября, готовясь к решающей битве с русскими, Наполеон получит большой портрет сына работы Жерара. История с этим портретом, повлиявшая на настроение Наполеона и его армии перед Бородинским сражением, войдет во все описания русской кампании Наполеона.
К сожалению, мы располагаем только несколькими письмами, отправленными чинами Великой армии во время подготовки к Бородинскому сражению. Помимо письма офицера 13-го легкого полка Межана, в котором отразилась его забота о матери, обратимся еще к одному письму маршала Даву, написанному тоже из Гжатска 3 сентября и отправленному, как обычно, жене в Париж, в особняк на улице Св. Доминика, 107. Маршал волнуется о здоровье жены, хочет, «чтобы воды этого года» скорее прошли и дали ему и жене счастье «отметить тот праздник, который ей принадлежит». Даву пишет о горячем желании иметь второго сына, но сожалеет о тех страданиях, которые беременность жены ей доставляет
[1160]. Здесь мы должны пояснить, что в 1810 г. у четы Даву умер маленький сын Наполеон. В 1811 г. Луиза-Эме-Жюли снова родила сына – Луи, а в следующем, 1812 г., вновь забеременела. Все разрешилось благополучно – в том же году родится сын Жюль! Перед самым сражением, 6 сентября, в Великую армию прибудет почта. Многие бойцы получили в тот день весточку от родных. Капитан Бро, получив 6-го письмо от жены Лауры, запишет в дневнике: «Любовь размягчает солдата»
[1161].
Не менее сильный эффект имели письма из дома, пришедшие к солдатам сразу после кровавой битвы. «…К полуночи я глубоко уснул на солдатском биваке, – напишет 8 сентября в 8 утра Е. Богарне, сразу же после получения письма от жены. – Меня разбудили, это был Форти (Fortis), который передал мне любезное письмо и твой восхитительный подарок…»
[1162]
После битвы все солдаты, кто мог, сразу бросились писать домой: они понимали, насколько было важным, чтобы домашние, узнав о Бородинском сражении, как можно скорее получили бы известие о том, что их сын или отец живы. Старший вахмистр 2-го кирасирского полка Тирион, узнав 8-го, что во Францию отправляется почта Неаполитанского короля, выпросил у дежурного адъютанта разрешение воспользоваться этой оказией и набросал письмо матери и жене своего командира г-же Роллан. Оба письма дошли, «и они не могли быть получены матерью и супругой командира более кстати, как тогда, когда во Франции распространилось известие о большом и кровопролитном сражении под Москвой»
[1163]. Торопился отправить домой весточку и Лоссберг, тем более что его фамилию родные могли увидеть в списке раненых. Он сообщил, что рана была несерьезна
[1164]. 8 сентября писал домой и Даву, не только торопясь дать знать, что жив, хотя и ранен, но и что брат и дядя жены, также служившие в 1-м армейском корпусе, «вышли без единой царапины»
[1165]. Все эти письма пришлись как нельзя кстати. Нетрудно представить, скажем, по письму сестры генерала Нансути Александрин, как та была рада известию, отправленному генералом еще вечером 7 сентября, «которое… развеяло все наши печали и утешило»
[1166].
Действительно, те дни, когда родные солдат Великой армии ожидали о них известий после генеральной битвы под Бородином, были полны драматизма. Вот, например, что происходило с супругой генерала Жюно герцогиней д’Абрантес, которая в те дни лечилась от «нервических болей в желудке» на водах в Эксе. 7 сентября, в тот самый день, когда за тысячи лье от Экса шло Бородинское сражение, она писала мужу письмо в Россию
[1167]. В том письме не было и намека о каких-либо дурных предчувствиях: Лаура д’Абрантес и Жюно давно уже отдалились друг от друга. Однако к середине сентября в Экс стали доходить тревожные слухи о «губительном сражении» в Испании. Говорили то о ране, которую маршал Мармон получил в битве при Арапилах, то о его смерти. Мармон и Жюно были «товарищами со школьной парты», и поэтому новости из Испании встревожили Лауру д’Абрантес. «…Едва коснулось моего слуха известие о его [Мармона] смерти, – напишет позже герцогиня д’Абрантес, – как сердце мое сжалось при мысли о Жюно…»
[1168] 28 сентября герцогиня, мучимая дурными предчувствиями, выехала во Францию. «Тогда уже начинали беспокоиться. Из России приходили известия, где описывались чудеса; но частные письма говорили совсем иное»
[1169]. «Когда были получены официальные известия об этой баталии (Бородинской. – В.З.), – писала позже мужу герцогиня Ж.-Ф.-А. Нансути, – как всегда с явным преувеличением: многие женщины должны были приготовиться к смерти своего мужа или своего сына»
[1170]. «После новости об этой ужасной баталии, – писала графиня Ремюза, сестра Нансути, – разлились слухи самого разнообразного рода, вдобавок увеличивая наши потери, и весь мир начал о них плакать»
[1171]. В большой тревоге, узнав о Бородинском сражении, пребывал несколько дней в Смоленске интендант Пюибюск: его сын был с главными силами. Как признавался Пюибюск-старший, его одолевали «черные мысли по поводу сына, который был в полку и принял участие в том деле»
[1172]. Пюибюску повезло – он вскоре узнал, что его сын жив. Но многие семьи получили страшные известия.
