Тогда же, утром 28 июля, Наполеон, узнав об отходе русских, поразмыслив более часа, вполне уверенно произнес: «Возможно, что русские хотят дать бой в Смоленске. Багратион еще не присоединился к ним. Надо их атаковать»
[1248]. В ту минуту император не сомневался, что пойдет дальше, в Смоленск. Более того, есть основания предполагать, что еще до Витебска Наполеон уже решился двигаться не только до Смоленска, но до Москвы
[1249]. Однако в любом случае предстояло подтянуть войска и тылы, дать отдых солдатам. 29 июля Наполеон рекомендовал войскам Нея построить хорошие бараки
[1250]. Император, таким образом, не исключал и возможности остановить армию в Витебске, не двигаясь дальше в глубь России. Наступила вынужденная пауза, во время которой Наполеон стал взвешивать самые разные варианты своих дальнейших действий.
Днем 28-го, выехав в половине второго из Витебска, император проехал вперед, по направлению к Суражу, к войскам авангарда, стараясь уяснить обстановку и понять, куда же отступили русские. К вечеру он остановился возле Агапоновщины и приказал разбить бивак. Вечером 28-го здесь, в палатке, которую окружило каре итальянской гвардии, произошло знаменитое совещание с участием Мюрата, Бертье и Богарне (вероятно, в совещании участвовало еще несколько человек, среди которых был А. Коленкур, но достоверные сведения об этом отсутствуют)
[1251]. Совещание началось с того, что Наполеон сделал выговор собравшимся за то, что они не принимают достаточных мер к захвату пленных, бывших в те дни фактически единственным источником информации о противнике. Тогда Мюрат вынужден был напрямую доложить о катастрофическом состоянии конского состава, который был совершенно измотан, из-за чего, собственно, кавалеристы и не были способны активно преследовать русских. Император, казалось, пропустил это мимо ушей, но затем неожиданно пустился в рассуждения о ходе всей кампании и под конец заявил: «Здесь остановимся! Я должен собраться с силами… Кампания 1812 года закончена…» Наутро Наполеон возвратился в Витебск и развернул бурную деятельность с целью привести войска, тылы армии и дела всей империи в порядок.
А. Коленкур и Сегюр, наблюдавшие Наполеона в дни его пребывания в Витебске, попытаются позже описать то, как император в конце концов должен был изменить первоначальное решение – и вновь двинуться вперед в тщетных попытках сразиться с русскими. Однако описания Коленкура и Сегюра далеко не всегда убедительны. Оба автора (в особенности Коленкур) представили Наполеона человеком, оказавшимся во власти своих собственных иллюзий и заблуждений. Все попытки окружения отговорить его от дальнейшего продвижения в глубь России вызывали якобы только раздражение со стороны опьяненного фантазмами и славой императора. Попытаемся взглянуть на этот вопрос менее предубежденно. Проанализируем характер той информации, которая поступала в дни витебской стоянки к Наполеону, и то, как она влияла на его решения.
От Немана до Витебска Великая армия заметно уменьшилась. По подсчетам А. Н. Попова и П. О. Смоленского, она лишилась более 150 тыс. человек, из которых только 15 тыс. можно было отнести к числу боевых потерь
[1252]. Дальнейшее пребывание на разоренной территории, изначально обладавшей ничтожным потенциалом для обеспечения нужд армии, могло бы обернуться дополнительными, и очень немалыми, небоевыми (а фактически бесполезными) потерями.
В то же время оставшихся сил было вполне достаточно, чтобы заставить русских принять большое сражение и выиграть его. Было совершенно ясно, что воспрепятствовать соединению двух западных русских армий теперь уже не удастся. П. И. Багратиону в районе Могилева удалось ускользнуть от Даву. Последний располагал только двумя из трех своих пехотных дивизий и 3-м кавалерийским корпусом Груши (Вестфальский король Жером, командовавший до середины июля 8-м армейским корпусом, откровенно саботировал приказы французского маршала, а войска Понятовского еще не подошли) и поэтому просто не мог остановить 2-ю Западную русскую армию. Тем более что французское командование постоянно путалось в подсчетах русских сил, ошибочно полагая, что 6-й пехотный корпус входил в состав 2-й Западной армии Багратиона. 3 августа две русские армии соединились.
Какими же сведениями о противнике располагал Наполеон? Благодаря трофейным французским документам и материалам, опубликованным Фабри, вполне можно воссоздать общую картину
[1253]. К началу военных действий сведения о русских армиях были более или менее точными, по крайней мере, давали возможность принимать рациональные решения. Э.-Л.-Ф. Лелорнь д’Идевиль, в обязанности которого входило обобщение разведывательной информации и представление ее Наполеону (уже в ходе войны Лелорнь д’Идевиль займет формальную должность секретаря-переводчика, хотя фактически будет возглавлять разведывательное бюро при Главной квартире), составлял сводные таблицы как по отдельным корпусам русской армии, так и в целом по армиям. Учитывалась боевая сила, места дислокации, возможность пополнения, качество командного состава и т. д. С началом военных действий Лелорнь д’Идевиль, как и сотрудники других разведывательных подразделений, пытался отслеживать перемещения русских войск и вычислять их потери. Но информация оказывалась очень фрагментарной и путаной
[1254]. Почти вся она базировалась на основе допросов перебежчиков (главным образом, из числа поляков и литовцев) и не очень многих пленных. Причем пленные из числа солдат и унтер-офицеров знали, как правило, только фамилию своего ротного командира, не более. 31 июля Наполеон раздраженно потребовал от Даву прояснить наконец ситуацию с составом армии Багратиона: «Вообще, сколько дивизий (у Багратиона. – В.З.): три, четыре или шесть?»
[1255] 23-й дивизии, утверждал он, во 2-й армии не может быть, «так как она здесь», в 1-й армии. Только к началу августа удалось более или менее точно выяснить общую ситуацию в отношении численности и состава войск противника. 1 августа Лелорнь д’Идевиль составил обновленное расписание русской армии
[1256] и, вероятно 2 августа
[1257], представил эти сведения императору. На основе дополнительных данных, поступивших в последующие несколько дней, была составлена следующая картина: силы 1-й Западной армии предполагались не более чем в 150 тыс., 2-й – примерно в 75 тыс., 3-й – примерно в 40 тыс., в армии адмирала П. В. Чичагова, которая после ратификации мира с Турцией должна была передвинуться к театру военных действий, – до 50 тыс. Корпус генерала Ф. Ф. Эртеля включал 20 тыс.
[1258] О перемещениях Александра I, великого князя Константина Павловича, о настроениях в русских столицах и глубинке информация продолжала оставаться очень отрывочной и противоречивой. Нередко она приходила в ставку только окружным путем, через Вильно.
