Французские материалы преподносят эти события иначе, связывая их исключительно с атакой русской кавалерией 111-го линейного полка. Этот полк, передвигаясь в темноте вдоль восточной окраины Шевардина, неожиданно был атакован неприятельской кавалерией (согласно рапорту командира 4-й бригады 5-й дивизии генерала Лоншана и воспоминаниям Фоссена и Гардье, кирасирами). Пехота была застигнута врасплох. Не менее 60 стрелков из состава вольтижерских рот было порублено. Полковник Жюйе закричал: «Полк, стройся в каре!» Не успели батальоны полка собраться в каре и начать отход, как кавалеристы врубились в передние шеренги 1-го батальона и нанесли ему большой урон. «Прочие батальоны, – вспоминал Фоссен, – начали отступление в большом беспорядке; уцелевшие могли еще спастись, благодаря одному селению, расположенному с нашей левой стороны и загоревшемуся в ту минуту, когда мы к нему приблизились». По мнению Фоссена, в этой стычке полк потерял 300 убитыми, среди которых был начальник батальона со своим адъютантом, майор и 12 ротных офицеров; «вся полковая артиллерия с людьми и обозом погибли».
Несколько иной вариант предлагает лейтенант того же 111-го линейного Гардье. «Полностью наступила ночь, – пишет Гардье, – когда появилась дивизия русских кирасир, которые называли себя союзниками и которые действительно были похожи на саксонских кирасир. Полагая, что они прибыли, чтобы атаковать неприятеля, мы спешим позволить им пройти через наши ряды. Они построились позади нас и, когда привели себя в порядок, напали на нас и изрубили всех, кто мог попасть под их удары. Поэтому мы бросаемся, насколько возможно быстро, в фруктовый сад, который находился позади нас и напротив горящей деревни. Огонь, который мы оттуда ведем, отгоняет неприятеля; но вред, который он причинил нам, был уже слишком велик, пятнадцать офицеров и около тысячи человек и наша артиллерия, которая пустилась по оврагу, доходившему до деревни, стали жертвами этой злополучной ошибки». Представляется, что версия Гардье выглядит не совсем убедительной. Как в процитированных строках, так и ниже Гардье делает все возможное, чтобы снять с полка вину за понесенные значительные потери, допуская при этом явные несуразности. Фактически он совмещает общий штурм редута с атакой русских кирасир на 111-й линейный полк, что выглядит совершенно нереальным при обращении к иным источникам, да и к самому тексту Гардье.
Утраченных орудий, судя по французским документам, было три (по Гардье – четыре). О каких-либо иных потерянных пушках французская сторона умалчивает. Нельзя исключить, что помимо трех или четырех орудий 111-го линейного французы потеряли еще одно или два орудия, но эту потерю удалось скрыть, скажем, за счет захваченных на редуте русских орудий.
После атаки русской кавалерии несчастья продолжали преследовать 111-й линейный. С трудом отразив атаку кавалерии, полк оказался под обстрелом какой-то своей пехотной части, находившейся слева (не исключено, что это был полк Жозефа-Наполеона), в темноте принявшей его за русских. Тогда полковой адъютант Ристон галопом помчался к стрелявшему полку и объяснил его ошибку
[1468].
Пока русская кавалерия расправлялась со 111-м линейным, у северной окраины д. Шевардино происходили не менее драматические события. Как известно, дивизия Фриана к вечеру 5 сентября заняла пространство между войсками Компана и Морана; последний действовал восточнее Алексинок на тылы шевардинского отряда. В районе 7 вечера, когда 2-я дивизия уже готовилась разбить свой бивак, Фриан приказал полковнику де Чюди, командовавшему 2-м и 3-м батальонами полка Жозефа-Наполеона, идти к горевшей д. Шевардино, чтобы прикрыть правый фланг 2-й дивизии. Чюди прибыл со своими батальонами к северной окраине деревни как раз в тот момент, когда русские кавалеристы атаковали 111-й линейный. Скрытые сумерками и горящими домами деревни, батальоны Чюди, которые насчитывали в своих рядах приблизительно по 400 бойцов, сформировали каре. Чюди отправил вперед, по его словам, «в качестве приманки» роту вольтижеров, которая должна была привлечь внимание кавалеристов (это были драгуны) и своим отходом завлечь их к каре. Уловка удалась. Драгуны, погнавшиеся за горсткой стрелков, оказались под огнем двух фасов каре. «Эта кавалерия отступила в беспорядке, – писал Чюди, – потеряв перед строем каре десяток убитыми, между которыми был командовавший ими начальник, и большое количество раненых людей и лошадей; батальоны не потеряли ни единого человека…»
[1469]
Русская кавалерия атаковала французов не только на северном участке боя, но и южнее редута. Основной удар здесь нанесли Екатеринославский и Орденский кирасирские полки
[1470] при участии драгун. Возле леса продолжали действовать егеря, Тарнопольский пехотный и Фанагорийский гренадерские полки. Русская кавалерия атаковала здесь, вероятно, некоторые батальоны 57-го полка, батарею артиллерии (если только она не стала той самой жертвой малороссийских и глуховских кирасир, о чем пишут русские источники) и, определенно, 6-й батальон 61-го полка. Были атакованы и выдвинувшиеся на опушку леса польские стрелки, которых поддерживала рота 16-го пехотного полка во главе с капитаном Яном Скржинецким. Польская пехота частью успела сбиться в небольшой клубок и огнем с ближнего расстояния отбила кавалерию
[1471]. Тяжелее пришлось частям Компана. Они были атакованы не менее двух раз, но, хотя передовые подразделения были расстроены, им также удалось отразить кавалерию ружейным и артиллерийским огнем
[1472]. Русская кавалерия прекратила дальнейшие атаки ввиду подхода частей французского 1-го кавалерийского корпуса.
