Тирион, старший вахмистр 2-го кирасирского полка корпуса Нансути, который мог видеть часть происходивших событий, так как его 1-я дивизия тяжелой кавалерии стояла сзади легкой кавалерийской дивизии Брюйера, беспрерывно атаковавшей и контратаковавшей русских, запечатлел в своих воспоминаниях интересный эпизод. Нансути приказал командиру 9-го шеволежерского полка атаковать русскую кавалерию. Шеволежеры, ранее не видевшие русских кирасир, да еще в темноте, когда черные кирасы трудно было разглядеть, пытались их атаковать. Но когда пики зазвенели о кирасы, шеволежеры, поняв, с кем имеют дело, и не ожидая встречного удара, повернули кругом, пройдя сквозь интервалы 2-го и 3-го полков французских кирасир
[1473].
А. Розвадовский, поручик 8-го польского уланского полка 1-го корпуса резервной кавалерии, описывает тот же эпизод, но относит его на счет 6-го польского уланского полка, бывшего в одной бригаде с 8-м. В воспоминаниях су-лейтенанта 9-го шеволежерского полка графа фон Веделя, из которых явствует, что полк действительно ходил в атаки на русскую тяжелую кавалерию, вместе с тем не упоминается вышеприведенный эпизод
[1474]. В целом эта история остается не до конца ясной.
С отходом русской кавалерии бой на южном крыле еще продолжался некоторое время. Польский подполковник Рыбинский во главе четырнадцати рот польских вольтижеров совместно с 15-м пехотным польским полком атаковал русскую пехоту, занимавшую холм и маленький лесок метрах в пятистах к востоку (или юго-востоку) от редута. Русская пехота отошла
[1475].
Примерно в 10 часов вечера сражение закончилось
[1476]. Большинство данных не подтверждает ни утверждения 18-го бюллетеня французской армии о том, что огонь прекратился в 7 часов вечера, ни мнения ряда отечественных авторов, полагавших, что это произошло в 11 часов ночи. Шевардинский редут, который скорее походил уже на бесформенный холм, и вся местность вокруг были усеяны трупами французов, как отметил Гриуа, видевший все при свете следующего дня, – на французской стороне, и русских – на противоположной
[1477]. Майор Ле Руа из штаба Даву увидел к северу от редута множество убитых русских кирасир в черных кирасах
[1478].
Поздно вечером 5-го побывал возле редута польский офицер Брандт. По его словам, «с той стороны редута, откуда нападали французы», убитых было не много, но лежали трупы кавалерийских лошадей, как французских, так и русских. На других склонах холма лежало много человеческих трупов; в самом редуте «не было ни души, раненых и убитых там тоже почти не было»
[1479]. Однако Дютейе де Ламоту, который провел всю ночь вместе со своим 6-м батальоном 57-го полка на самом редуте, среди стонов и хрипов умиравших людей и лошадей, количество убитых и раненых показалось более чем достаточным. Батальон провел ночь без огня; в то время как половина солдат отдыхала, другая бодрствовала
[1480]. Французские солдаты не были чужды отвратительных обычаев войны – они обшаривали трупы русских в поисках «скверной водки, которая была в их флягах»
[1481]. Черствые ржаные сухари, которые обычно находили у убитых русских солдат, французы есть не могли.
Наступила темная ветреная ночь, временами накрапывал холодный сентябрьский дождь, который, однако, не мог потушить огонь горящих по всей округе деревень. Войска Компана занимали позиции впереди, сзади и с флангов редута, ожидая любых неожиданностей
[1482]. И не напрасно. Хотя русское командование и приказало своим войскам оставить любые попытки вернуть редут, но горячие головы на свой страх и риск все еще вынашивали планы его захвата
[1483]. Аванпосты русских находились совсем вблизи от французов, и время от времени раздавались одиночные выстрелы. С. И. Маевский, адъютант П. И. Багратиона, наткнулся той ночью на солдата «в полной русской одежде», который, к удивлению, оказался французом и выстрелил в него из ружья
[1484].
Всю ночь персонал французских амбулансов трудился, делая операции, перебинтовывая и отправляя раненых в Колоцкий монастырь
[1485]. Полковой врач 3-го вюртембергского конноегерского полка «герцога Людвига» Роос и его спутники увидели на следующий день «между монастырем и лагерем Великой армии, влево от дороги (Большой Смоленской дороги. – В.З.) …поросшее травой углубление, в котором валялось много рук и ног, а также трупов; отсюда мы заключили, что вчера здесь работал Ларрей со своими коллегами и походными госпиталями»
[1486].
Судьба русских раненых, оставшихся лежать у редута, неизвестна. Только Гриуа упоминает, что рядом с редутом он увидел раненого русского офицера. Движимый состраданием, Гриуа дал ему хлеба и водки. Гриуа, однако, сомневался, что русскому офицеру удалось пережить ночь и что санитары подобрали его живым
[1487]. Не исключено, что какая-то часть русских раненых все же получила медицинскую помощь, как это произошло после сражения 7 сентября.
