Влево от Новой Смоленской дороги, в кустарнике, были расположены императорские палатки. Пеле уточняет: «Императорские палатки были расположены влево от большой дороги, на округленной возвышенности, саженях в 300 к западу от деревни Валуевой. Гвардия и императорская квартира стали биваком вокруг Валуева». Это подтверждает дневник Вьонне де Марингоне: «Бивакировали на поле боя; гвардия разбила лагерь возле деревни, бывшей в лощине и имея речку перед собой; она была в 3 линиях и на таких дистанциях, чтобы иметь возможность сформировать каре…»
[1520]. Возможно, только Легион Вислы (судя по воспоминаниям Брандта) бивакировал отдельно, где-то к востоку от Валуева.
Сзади гвардии – по дороге и вдоль нее – была «масса парков и конвоев». Поздно вечером Наполеон, будучи уже в палатке, отдал приказ о «скорейшем доставлении отставших артиллерийских парков» (Сегюр). По мнению Пеле, артиллерийские резервы могли подойти к фронту только к полудню 6-го
[1521].
На некотором расстоянии за гвардией, также вдоль Новой Смоленской дороги (а передовые части – на самом берегу Колочи, у Фомкина) бивакировали войска 3-го армейского корпуса. Еще далее в тылу расположился 8-й корпус Жюно
[1522].
Итак, обзор размещения французских корпусов в ночь после Шевардинского боя позволяет предположить, что Наполеон не был до конца готов к началу генерального сражения утром 6 сентября: во-первых, было необходимо подтянуть 3-й и 8-й армейские корпуса, корпус Латур-Мобура, резервную артиллерию и парки, развернуть их; во-вторых, не были ясны намерения противника (Наполеон не мог исключить не только возможность русского отхода, но и возможность русской атаки 6 сентября, особенно с целью вернуть Шевардинский редут). И все же направление главной атаки французской армией русских позиций стало уже определяться. Захватив Шевардинский редут, Наполеон создал условия для давления на левый фланг русских, который не был прикрыт серьезными естественными препятствиями, что, помимо всего, позволяло Наполеону использовать кавалерийские массы. Но для окончательного решения о направлении атаки нужно было удостовериться в безопасности своего левого фланга и провести более детальную рекогносцировку местности.
После того как Наполеон провел в палатке несколько часов, которые были заполнены не только кратким отдыхом, но и выяснением ситуации и отдачей приказов, ранним утром 6 сентября он начал рекогносцировку. Несмотря на «хрестоматийность» этого события, сюжет оказался чрезвычайно запутан. Пеле и Шамбрэ писали о рекогносцировке в общем. Воспоминания Сегюра, Брандта, Раппа, Гриуа, Колачковского и др. также создают весьма размытую картину. Более убедительны свидетельства Деннье, Коленкура, Фэна, Фантена дез Одара и др. Вероятно, опираясь на их свидетельства, Тьер, Тири, Чандлер, Даффи и Кэйт выделяют две рекогносцировки, а Остин – три, но и у этих авторов остается много неясностей и противоречий.
На основе сопоставления наиболее достоверных материалов можем утверждать о проведении двух длительных рекогносцировок. Первая началась в 2 утра
[1523] и закончилась в 9 – начале 10-го. Примерно в 2 часа дня – начале 3-го началась вторая рекогносцировка Наполеона (что следует из Деннье, Раппа, воспоминаний и «Дорожного дневника» Коленкура, Фэна), которая также продолжалась довольно долго («до вечера» – в мемуарах Коленкура; до 6 вечера – в его «Дорожном дневнике»). Поздно вечером Наполеон еще раз приближался к русским позициям, пытаясь удостовериться в намерениях неприятеля дать сражение. Согласно Пеле, «в продолжение ночи Наполеон возвратился к левому флангу, чтобы постараться рассмотреть расположение русских в этой части. Он проехал по линии передовых постов до крайнего левого фланга 4-го корпуса». Фэн также пишет, что ночью Наполеон «посетил линию для определения силы врага по числу костров»
[1524].
Итак, первая рекогносцировка началась рано утром, еще в темноте
[1525]. Более того, когда уже стало светать, туман, лежащий в лощинах вплоть до 8 утра (Брандт), создавал серьезные трудности для обзора местности. Если верить Лежену, то при объезде левого фланга за группой Наполеона погнался патруль казаков
[1526]. По линии постреливали егеря. Источники дают противоречивую информацию о том, кто именно сопровождал Наполеона в первой поездке. Брандт, который видел императора рано утром, в тумане, пишет о Сорбье, гвардейских егерях, польской коннице и нескольких офицерах, следовавших с императором и на некотором отдалении. Лежен уверяет, что Наполеон был с Бертье, принцем Евгением, двумя офицерами и им, Леженом, без какой-либо иной свиты. Фэн пишет, что Наполеона сопровождали Коленкур и Рапп, «которые этой ночью несли службу», а также «несколько егерей эскорта». Колачковский, видевший Наполеона, когда тот уже приехал на правый фланг, говорит о Мюрате и «целом штабе». Капитан 2-го вестфальского линейного полка Моргенштайн узнал в свите Бертье, Мюрата, Нея и Жюно. Наконец, самый авторитетный свидетель, А. Коленкур, отмечает среди свиты только себя и князя Невшательского (Бертье)
[1527]. По всей видимости, состав сопровождавших Наполеона высших офицеров все время менялся, в зависимости от того, чьи войска находились на том или ином участке линии. Однако очевидно, что наиболее авторитетным свидетелем является Коленкур, но и в его мемуарах есть некоторое «наложение» событий, что заставляет нас обращаться одновременно к его «Дорожному дневнику» и другим свидетельствам.
