Какова была численность главных сил армии Наполеона к утру 7 сентября? Основой для любых серьезных вычислений сегодня, как и ранее, могут быть только данные Шамбрэ и Пеле о перекличке 2 сентября в Гжатске. Все попытки более точного исчисления французских войск являются только вариациями на тему «гжатского расписания». Напомним, что перекличка дала (с учетом подхода в течение 5 дней «откомандированных») 133 819 человек, находящихся в строю. В эту цифру мы ранее (в 1998–2001 гг.) попытались внести поправки, учтя 2-ю дивизию легкой кавалерии, строевых чинов Главной квартиры, предполагаемые боевые и небоевые потери со 2 по 6 сентября. Это дало цифру в 126–127 тыс. строевых чинов при 584 орудиях. С тех пор авторы лучшего расписания Великой армии при Бородине (А. А. Васильев и А. И. Попов), вышедшего в 2002 г., предложили иные цифры: около 132 тыс. человек при 591 (возможно – 594) орудиях
[1556]. Вариант Васильева и Попова интересен тем, что авторы начали отсчет не от цифры 133 819 человек, уже включавшей, по мнению организаторов переклички, тех, кто должен был возвратиться в строй в течение 5 дней, а от базовой цифры в 123 737 человек, имевшихся налицо 2 сентября. Скрупулезный анализ вероятных перемещений в последующие дни соединений, частей и подразделений главных сил Великой армии дал авторам, как кажется с первого взгляда, возможность представить более точную конечную цифру. Однако должны заметить, что в этих расчетах не может не быть целого ряда условных допущений. Во-первых, как и ранее, невозможно точно оценить потери французов за 3–6 сентября (так, в отличие от утверждений Васильева и Попова об убытии у французов в Шевардинском бою 3 тыс., продолжаем настаивать на цифре в 4–5 тыс. человек, в то же время количество потерянных орудий вполне могло быть не 6, но только 4 или даже 3). Во-вторых, пытаясь внести собственные уточнения в цифру присоединившихся к армии со 2-го по 6 сентября, авторы должны были в значительной степени проигнорировать предположения самого французского командования по этому поводу (хотя бы потому, что бумаги Шамбрэ и Пеле просто не конкретизировали эти предположения); поэтому ряд предположений Васильева и Попова, призванных, казалось бы, конкретизировать (а значит, и кажущихся более убедительными, чем общие предположения французского командования), выглядят не вполне убедительными (утверждение о расформировании двух батальонов 111-го линейного полка после Шевардинского боя – ошибочность этого утверждения признал и А. И. Попов; количество вернувшихся в свои части до 7 сентября чинов в «различных пеших и конных командах»; возможность возвращения 1,5 роты конной артиллерии 3-го кавалерийского корпуса). Вместе с тем, исследования А. А. Васильева и А. И. Попова заставляют нас внести коррективы в те цифры, которые мы ранее представили. Это касается явно завышенной нами численности строевых чинов Главной квартиры и возможной заниженности количества имевшихся орудий. Таким образом, сегодня будет вполне корректно утверждать, что к утру 7 сентября численность Великой армии могла быть 128–129 тыс. человек в строю при 583–593 орудиях.
Почти все авторы, повествующие о Бородинском сражении, считают своим долгом остановиться на возможности глубокого обхода русских войск на южном фланге, что позволило бы французам обойти Багратионовы «флеши», избежав тем самым больших потерь. Это предложение, по свидетельству Сегюра, исходило от Даву во время второй рекогносцировки. Тьер относит это событие к более позднему времени, когда вторая рекогносцировка уже была закончена и Наполеон формулировал свои приказы на следующий день. Маршал предлагал задействовать для этого обхода не только 5-й, но и 1-й армейский корпус. Комбинированные действия этой группировки с главными силами французов могли бы привести к дезорганизации армии Кутузова, которая оказалась бы отброшенной в мешок между Колочью и Москвой. Несмотря на плохие карты, было все-таки понятно, что сразу от Бородина Большая дорога заметно отклоняется к югу и что, таким образом, выход на нее французов заметно облегчается. Но Наполеон не принял предложения Даву, бросив, согласно тому же Сегюру: «Вечно вы со своими обходами! Это слишком опасный маневр».
Об этом эпизоде писали чуть ли не все мемуаристы или авторы – участники Бородинского сражения с французской стороны: Водонкур, Коленкур, Фэн, Фезенсак, Пеле, Пельпор… У нас не осталось сомнений, что предложение Даву об обходе действительно имело место. Существуют и свидетельства тому, что Даву 6 сентября действительно углублялся в Утицкий лес с Понятовским и Фрианом
[1557]. Кажется, эта идея вообще витала в воздухе. Поляки, находясь весь день в перестрелке в районе Утицкого леса, обнаружили слабое сопротивление неприятеля. «Сопротивление русских в этом пункте было не совсем таким, каким оно должно было бы быть и каким оно было в других местах», – отмечал Коленкур, повествуя о колебаниях Наполеона насчет маневра на южном фланге. Наполеон был даже обескуражен, не найдя крупных сил в районе Старой дороги. Пеле отмечает, что, по расчетам Наполеона, русская армия должна была располагаться между двумя дорогами, но северный ее фланг странно загибался, оставаясь большой загадкой для императора, а южный фланг не менее странно обрывался, не дойдя до Старой дороги. То, что русские перебрасывали туда 3-й пехотный корпус Н. А. Тучкова, Наполеон в течение дня 6 сентября не обнаружил, хотя, разумеется, не исключал возможности встретить значительные русские силы ближе к Утице.
Подавляющее большинство историков и военных писателей вполне оправдывали отказ Наполеона. Они обращали внимание, во-первых, на возможность отхода русских, если бы те увидели признаки стратегического обхода (Гурго, Коленкур, Фэн, Фезенсак, Хольцхаузен, Геруа, Чандлер, Даффи, Рьен, Нафзигер); во-вторых, на опасность разделения французской армии на две части, совершенно отделенные одна от другой (причем сорокатысячный отряд двигался бы ночью через лес по малознакомой местности), что в случае ответных маневров врага могло бы закончиться весьма плачевно (Тьер, Кукель, Чандлер, Даффи, и др.); в-третьих, на то, что сказалось вполне понятное нежелание Наполеона отдаляться от основной коммуникационной – Новой Смоленской дороги (Пеле справедливо пишет, что «император не мог протянуть свой правый фланг, не отдалив его совершенно от дороги») (Пеле, Кукель); в-четвертых, на недостаточно удовлетворительное состояние французской артиллерии и кавалерии, а это автоматически ограничивало возможность широкого маневра (Чандлер, Даффи); в-пятых, на то, что Наполеон высоко оценивал ожидаемое сопротивление русских, зная по своему опыту и на основе изучения истории военных кампаний, что русские могли оказывать сопротивление даже при разрыве коммуникационной линии (Клаузевиц, Чандлер). Сравнительно немногие авторы осуждали Наполеона за такое решение
[1558].
