Полагаем, что к 6 утра, когда началось сражение, дивизии 3-го корпуса несколько сгруппировались к центру, а затем, когда в 7 часов началось их движение вперед, они оказались развернутыми побригадно: справа – 10-я дивизия, слева – 11-я; 25-я, вероятно, – в центре и немного сзади. Дивизии 8-го корпуса, также побригадно, были позади 3-го корпуса – вначале 23-я, затем – 24-я.
1, 2-й и 4-й кавалерийские корпуса развернулись к югу от Шевардинского редута. «Здесь в необозримых боевых порядках развернулась кавалерия, – писал в «Письмах с Волги» командир саксонского полка Гар дю Кор А. В.Ф. Лейссер, – впереди тяжелой кавалерии стояла линия, состоявшая из прекрасных польских уланских полков, а справа рядом со мной стояли французские карабинеры»
[1641]. На основе слов Лейссера логично предположить, что к северу расположился 4-й кавалерийский корпус, к югу от него – 2-й, а еще южнее – 1-й. На этой позиции резервная кавалерия, по всей видимости, оставалась до 7 утра.
Построенные возле Утицкого леса войска Компана и Дессэ, которым предстояло первыми двинуться в бой, ждали наступления утра. В начале 6-го взошло солнце, и солдаты увидели, что по полю расстилается густой туман; было ясно и холодно. Между 5.30 и 6 утра войскам была зачитана прокламация императора, которую солдаты Компана и Дессэ восприняли по-разному. Одни, как адъютант Дессэ Жиро де л’Эн, вспоминали о ней с энтузиазмом, другие, те, кто должен был пойти в первых рядах на русские укрепления (генерал Тест, капитан 111-го линейного Л. Гардье, су-лейтенант 57-го Дютейе де Ламот, старший сержант 111-го линейного Фоссен), отзывались о ней более сдержанно. «Едва прочли это воззвание, как неприятельские ядра стали уже ложиться среди наших рядов», – вспоминал Фоссен. Еще более любопытную запись сделал в своем журнале Гардье: «Мы заходим в лес, который находится на нашем правом фланге и в котором на минуту останавливаемся, чтобы прочесть прокламацию (которую я не запомнил)»
[1642]. Возможно, что для войск 5-й дивизии прокламация действительно была прочитана немного позже – когда они уже вошли в лес.
В 6 или около 6 утра прогремел первый выстрел с батареи Сорбье. Затем выстрелила пара орудий с французской батареи севернее. Через несколько минут ответила русская артиллерия. Одним из первых был убит капитан Пантинье, командир батареи, прикомандированной к бригаде генерала Ж.-П. Фридерикса дивизии Дессэ, когда 4-я дивизия только начала движение
[1643]. Войска Компана и Дессэ сразу пошли вперед. Даву наблюдал за ними, расположившись возле батареи Сорбье. Благополучно пройдя расстояние до Каменского оврага и преодолев его
[1644], Компан углубился в лес. Здесь движение несколько замедлилось, и порядок строя стал нарушаться, особенно правой колонны из 61-го и 25-го полков, которая оказалась в глубине леса. В один момент Компану показалось, что направление движения было потеряно, но грохот орудий впереди и слева рассеял все сомнения. Чем дальше продвигались солдаты Компана, тем ожесточеннее становился огонь русских стрелков, стрелявших, казалось, со всех сторон.
Ближе к опушке леса вел свой 57-й полк 47-летний Ж.-Л. Шарьер, за день до того произведенный в бригадные генералы (впрочем, формальное производство состоялось только 21 сентября). Поняв по звуку орудийной пальбы, что 57-й скоро выйдет на уровень русского укрепления, которым надо было овладеть, Шарьер решил провести полк несколько дальше по лесу и охватить люнет с фланга. Этот маневр удался. Два батальона – 1-й и 2-й – сделали четверть поворота направо с тем, чтобы отогнать наседавших из леса егерей и обезопасить тыл, в то время как 3, 4-й и 6-й батальоны, зайдя правым крылом вперед, изменили направление движения влево и стали двигаться к «редуту». Выйдя на самую опушку леса, батальоны 57-го были встречены сильным огнем русских орудий
[1645]. Как только французские колонны, гласит рапорт начальника артиллерии русской 2-й Западной армии К. Ф. Левенштерна, «приблизились на настоящую дистанцию, то выстрелы были обращены на оные. Действие с наших батарей было ужасно. Колонны приметно уменьшались, несмотря на подкрепления, одно за другим следующие…»
[1646]. Компан, следующий со своим штабом рядом с идущими в атаку батальонами, был ранен картечной пулей в правое плечо и уведен в глубь леса. Вечером, вспоминая произошедшее с ним в половине 7-го или около 7 утра, генерал считал, что, уже раненный, он видел, как его солдаты бросились на русский «редут»
[1647]. Примерно так же описывал в своем письме из Москвы те минуты Шарье: «Мой полк предпринял атаку, чтобы захватить редут, на котором было двенадцать 12-фунтовых пушек. Тотчас же, как я прибыл на место, которое лежало перед редутом, я скомандовал «à la redoute» и «à pas de charge», и полчаса спустя я был хозяином редута…»
[1648]
Эти полчаса вобрали в себя для тех, кто участвовал в штурме, очень многое! Но только позже эти люди смогли начать припоминать и воспроизводить то, что же именно произошло. Одним из этих немногих был генерал Тест, раненный вскоре после захвата укрепления. Он утверждал, что в момент ранения Компана и позже движение войск замедлилось и атака приостановилась
[1649]. Но вскоре, минут через 10, когда батальоны, оттесненные в лес, оправились, они снова пошли вперед. Слева их поддержала артиллерия Пернети, которая уже развернулась метрах в трехстах от «редута» и стала интенсивно его обстреливать. Генерал Тест, шедший во главе 57-го, отдал приказ о штурме люнета.
21-летний Дютейе де Ламот, бывший в составе своей 6-й роты 6-го батальона, шел с крайнего левого фланга полка и оказался дальше всех от «редута». Вдруг сквозь грохот пальбы он услышал: «На редут, марш на редут!» Скорым шагом он, вместе с несколькими офицерами батальона и с двумястами-тремястами солдатами, устремился на укрепление
[1650]. Но первым ворвался туда, по-видимому, майор Луи-Шарль Яже (или Жаже) во главе 3-го и 4-го батальонов. Атаку 57-го поддержал 1-й батальон 111-го полка
[1651].
