Итак, на этот раз артиллеристам Пернети повезло меньше. По всей видимости, эта атака оказалась более неожиданной, чем предыдущие, и в непосредственном прикрытии батареи оказался только батальон из дивизии Дессэ. Однако на помощь батарее не замедлили прийти несколько эскадронов французской кавалерии, которые «вызвали беспорядок» среди русских кирасир и заставили их отходить. Кирасиры вновь должны были пройти рядом с пехотой Дессэ, «испытав вновь наш огонь и удары штыком наших солдат, которые, выскакивая в безрассудстве из рядов, выбегали вперед для того, чтобы ударить отступавших», вновь вспоминает Жиро де л’Эн. «Мы оценили число русских кирасир, которые совершили эту ужасную атаку, примерно в 1500. Но из этих 1500 едва 200 возвратились в свои линии; все остальные, и люди, и лошади, остались на земле; я не припомню, чтобы кто-либо был взят в плен. У них не было кирас, кроме как спереди…»
[1694]
Было примерно начало 10-го. Уже час, как генерал Рапп руководил действиями 4-й и 5-й дивизий. Большей частью он находился в расположении 61-го полка, бывшего у кромки леса. Несмотря на то что полк был как бы во второй линии, он беспрестанно подвергался обстрелу как русской артиллерии, так и многочисленных стрелков, бывших в лесу. «Ядра и пули ложились со всех сторон, – вспоминал Рапп. – В течение одного часа я был задет четыре раза, первый раз относительно легко двумя пулями, затем пулей в левую руку, которая вырвала рукав моего мундира и рубашки… Я был в ту минуту во главе 61-го полка, который я знал еще с Верхнего Египта. В нем от того времени оставалось еще несколько офицеров, и странно было нам встретиться здесь. Вскоре я получил 4-ю рану; пуля ударила меня в левое бедро и сбросила меня с лошади; это была моя 22-я рана, я вынужден был покинуть поле боя; и я сообщил об этом маршалу Нею, войска которого смешались с моими»
[1695].
Раппа сменил Дессэ; теперь он уже во второй раз командовал обеими дивизиями. Но… через минуту у него была перебита рука. На обстоятельствах ранения командира 4-й дивизии подробно останавливается все тот же Жиро де л’Эн, но его рассказ был позже серьезно уточнен биографами генерала, использовавшими, без сомнения, собственные воспоминания Дессэ и его бумаги.
Итак, когда описанная выше кирасирская атака была отражена и последние отступившие кирасиры исчезли из поля зрения, солдаты Дессэ увидели невдалеке колонну русской пехоты. Эта колонна, используя кавалерийскую атаку как прикрытие, заметно продвинулась к французским порядкам, но остановилась, будучи теперь совершенно открытой и не имея поддержки. Солдаты 108-го и 85-го полков быстро двинулись вперед и заставили русских отойти. Но русская колонна своим отходом обнаружила батарею, которая дала по французам несколько залпов картечью. Пехота Дессэ стала отходить и отступила в чащу леса шагов на двести. Но и там, несмотря на защиту деревьев, продолжала сильно страдать от огня русских. По словам Жиро де л’Эна, во время первых картечных залпов (а из биографии генерала можно решить, что уже в самом лесу) Дессэ раздробило картечной пулей правое предплечье. Мгновением раньше был убит его адъютант капитан Ф. дю Бурже. Начальник штаба полковник Ж.-Ж. Кутюр получил контузию в левое бедро, а затем – пулю и оставил поле битвы. Жиро де л’Эн и лейтенант Маркье вывели раненого генерала из-под огня в тыл и предоставили его заботам хирургов; среди них был главный хирург Неаполитанского короля (Ж. Пеборд —?), который и оказал Дессэ первую помощь
[1696].
После ранения Дессе командование 4-й дивизией принял генерал Фридерикс. Остатки дивизии более не торопились в гущу боя. Когда Жиро де л’Эн возвратился к дивизии, он обнаружил ее примерно в том же месте, где оставил. «Вот и все, что у меня осталось», – сказал ему с грустью полковник Ашар, командир 108-го, указывая на горсть людей и своего орла. Сам полковник был несколько раз ранен во время кавалерийской атаки
[1697].
В менее тяжелом состоянии находилась 5-я дивизия. Фоссен из 111-го линейного, вспоминая позже тот страшный день, мог только очень сбивчиво поведать о том, как он бросился в лес, «где началась с обеих сторон ружейная перестрелка. Неприятель поставил орудия и гаубицы близ леса, и гранаты из них били в линию наших стрелков. Генералы и штаб-офицеры появились за фронтом, и слышно было, как они кричали “Смелей, друзья! Солдаты, вперед!” Солдаты проявили значительную храбрость и отвагу». «Около 11 часов (полагаем, что это произошло раньше. – В.З.) мы достигли наконец опушки леса и увидели левую от нас часть большого поля битвы: несколько высот были заняты нашими и орудия взяты, но, тем не менее, неприятельская кавалерия атаковала и прорывалась сквозь наши ряды, захватывая орудия и забирая в плен. Нашей кавалерии пришлось даже отступить: огонь из орудий был так силен, что команды не было слышно. Некоторое время нельзя было решить, на чьей стороне победа, как вдруг, слева от нас, проскакал отряд кирасиров, генерал, во главе их, громко крикнул: “Кирасиры, вперед! Сабли вон! Атакуйте неприятеля!”» Весьма сбивчив и рассказ капитана Гардье из того же 111-го линейного. Из него только можно заключить, что батальоны 111-го (видимо, 2-й и 3-й батальоны) приняли участие в отражении атаки русских кирасир возле опушки леса, а затем скрылись в лесу. Несмотря на это, они продолжали вести непрерывную борьбу – на этот раз с русскими стрелками. Сам Гардье, занятый организацией передвижения своего 3-го батальона, был ранен пулей в левую ногу
[1698].
