Понемногу приходил в себя после контузий Даву. Правда, на следующий день в письме к жене маршал уверял ее, что контузии были незначительные. Но из следующего письма, помеченного 20 сентября, узнаем, что дня через два или три маршал если и мог ехать на лошади, то с большим трудом
[2014].
Бок о бок с солдатами Даву бивакировали вестфальцы 8-го корпуса. «Сражение выиграно, – записал в 8 часов вечера 7 сентября Лоссберг. – Мы сражались до наступления темноты, и, вследствие некоторых передвижений, нам придется ночевать в получасе хода влево, на местности, которую русские обороняли целый день…» «Куда и в каком состоянии отступили русские, – тревожно продолжает он, – нам совершенно неизвестно». На следующий день Лоссберг описал события предшествующей ночи: «Прошедшая ночь была отвратительна; как я ни устал, все же я не мог закрыть глаз благодаря раненым, лежащим по всем окружающим кустам. Многие из них были убраны людьми оставшихся на поле сражения корпусов. В настоящее время принесли русского офицера, найденного гренадерами моего батальона; я дал ему чашку кофе, которая, вероятно, будет последней, т. к. полковой врач уверяет, что ему остается жить лишь несколько часов. Он красивый, крепкого сложения, молодой человек, но не говорит ни на немецком, ни на французском; меня очень обрадовало, что гренадеры мои не взяли у него ни денег, ни шарфа, когда же я их похвалил за это, они мне ответили: “Кто знает, каково нам еще будет в этой стране?”»
[2015]
Подобно вестфальцам, недалеко от Утицкого леса провели ночь кирасиры 1-го кавалерийского корпуса Нансути. Тирион из 2-го кирасирского вспоминал, что люди и лошади изнемогали от усталости и голода. «Мы стали биваком на самом поле сражения. И печальная же была пища для наших коней!.. Что могли они найти на местности, на которой в течение 3 суток толпилось 300 000 лошадей!.. Тяжелая ночь эта прошла, наши лошади поели древесных листьев, мы – конины, в которой не было недостатка, и, скажу больше, никогда еще ни одна баталия не была столь богато снабжена мясом»
[2016].
Те кавалерийские части, которым пришлось сражаться в районе Курганной высоты (2, 3 и 4-го кавалерийских корпусов), были отведены в тыл. Так, бригада Тильмана, когда уже совсем стемнело, получила приказ покинуть позицию у «большого редута» и отойти на то место, где был бивак в предшествующую ночь. Утомленные, голодные и подавленные, возвращались оставшиеся в живых саксонцы к Шевардинскому редуту. Пока они двигались по полю, слева и справа из темноты до них доносились крики раненых с мольбой о помощи. Что касается раненых из бригады Тильмана, то часть их была размещена у опушки леса рядом с биваком, а большая часть осталась на поле боя, и только на следующий день оставшихся в живых забрали их товарищи
[2017].
Карабинеры Дефранса к Шевардинскому редуту не возвратились. Пройдя кустарник за «большим редутом», они расположились у него в тылу. Ночь показалась очень долгой. Всадники провели ее под дождем, среди своих лошадей, не имея возможности найти ни охапки сена или соломы. Особенно плохо было тем карабинерам, которым было приказано всю ночь оставаться возле «редута». Только на следующий день стали подсчитывать потери и делать смотр оставшимся в живых
[2018].
Дивизия Ватье, возможно, расположилась биваком не так далеко от карабинеров. Кавалеристы Пажоля, простояв всю вторую половину дня у Семеновского ручья, там же и заночевали
[2019].
Отойдя на несколько сотен метров от передовой линии, заночевали кавалеристы Груши. Где именно – сказать трудно. Комб пишет, что «перед Бородином», Гриуа – «вблизи от первой позиции, которую мы взяли утром». Пытаясь отвлечь себя от грустных мыслей и холода, артиллеристы Гриуа рассказывали друг другу истории, случившиеся с ними за день, и так постепенно заснули
[2020].
Что касается частей Морана и Жерара, то они тоже отошли, вероятно, в район Семеновского оврага. Сержант Бертран вспоминал, как той ночью полковник Ж.-Ф. Ром во всеуслышание, в присутствии многих офицеров хорошо отозвался о нем, а на следующий день сообщил, что генерал Жерар представил его к кресту Почетного легиона. Бертран получит его только в следующем году
[2021].
Ночь после сражения капитан 30-го линейного Франсуа провел в главном амбулансе в Колоцком монастыре. Еще днем, войдя в определенную ему комнату, Франсуа застал там лежащими на соломе 27 офицеров, семеро из которых были с ампутированными конечностями и нуждались абсолютно во всем. Вечером несколько легкораненых солдат 30-го полка посетили своих товарищей в Колоцком монастыре. Один солдат из роты Франсуа, увидев его, радостно воскликнул: «А! Мой капитан, а говорили, что вы убиты…» Той же ночью 7 офицеров в комнате, где был Франсуа, умерли. Через 8 –10 дней после сражения умерло три четверти всех находившихся в монастыре раненых. Франсуа, благодаря заботам своих товарищей, выжил
[2022].
Части Итальянской гвардии заночевали где-то у Колочи. Но и там вокруг были мертвые, стонущие и умирающие раненые. По словам Ложье, есть было совершенно нечего; трудно было и напиться, так как Колочь была запружена трупами, а вода окрасилась кровью. Погода к ночи сделалась сырой и холодной; костры разрешили разжечь только в полночь. «Все были потрясены и подавлены», – напишет Ложье
[2023].
Перед полночью вице-король, который с 4 часов утра почти не слезал с лошади, попытался было найти свою палатку, чтобы как следует отдохнуть. Однако его люди вместе с палаткой блуждали неизвестно где. Богарне и его штаб были вынуждены принять предложение генерала Лекки расположиться на биваке итальянской гвардии. Похлебав одного супа, без хлеба, вице-король залез в крытую повозку и там уснул. Так пишет Лабом. Роос же утверждает, что Богарне спал в ту ночь прямо на захваченном «редуте»
[2024]. Странное дело! Некоторые русские утверждали, что и они в ту ночь спали там же!
Рано утром Богарне будет разбужен – ему принесут письмо и какой-то «чудесный подарок» от жены
[2025]. Когда рассветет, Богарне будет уже стоять на Курганной высоте вместе со своими адъютантами, греясь у костра, разведенного из лафета опрокинутой русской пушки
[2026].
