Напомним, что, согласно только неполным данным Деннье, Великая армия потеряла в Бородинском сражении 21 453 ранеными. Если даже принять во внимание большое количество легкораненых, все же трудно представить, как медицинская служба, испытывавшая нужду во всем уже в Вильно и Смоленске, могла помочь такому числу нуждающихся.
Хирурги, оперировавшие в те дни и ночи, невольно отмечали, что почти все раненые французы «обнаруживали спокойствие и терпение, и многие умирали от тяжелых пушечных ран, прежде чем очередь перевязки доходила до них» (Роос). «Наоборот, вестфалец, – отмечал Роос, – лишившийся правой руки, ругался и проклинал Наполеона и его брата и жалел, что не сможет отомстить»
[2057].
Но, пожалуй, то, как вели себя русские раненые, удивляло и французов. «Никто не проявляет большего стоицизма, чем покинутый русский солдат. Если он не волочится в поисках помощи, он заворачивается в свою шинель и встречает смерть безропотно», – писал капитан пеших гренадеров Старой гвардии Фантен дез Одар
[2058]. Массы искалеченных и окровавленных русских скапливались в оврагах, пытаясь хоть как-то укрыться от пронизывающего ветра. Особенно много их скопилось в овраге за батареей Раевского (во второй половине дня их видел там Дюмонсо, проезжая на Новую Смоленскую дорогу). Они ни о чем не просили и, ни на кого не надеясь, кроме как на Бога, сжимали в руках крестики или нательные иконки, тихо шепча молитвы. Так, один наполеоновский офицер, найдя в воронке от снаряда раненого унтер-офицера русской артиллерии, привел к нему врача Рооса. «…Сам русский относился к ране безразлично, но обнаруживал сильное присутствие духа, мужественно перенося мучения». Раненый был обречен. Все, что офицер и Роос могли сделать, – это накрыть его плащом, «обещав навестить его рано утром»
[2059]. Другой офицер-француз императорской гвардии Вьонне де Марингоне оставил для раненых, среди которых было много русских, костер, который разожгли для него солдаты. Топливо на поле боя было таким дефицитом, что поступок офицера можно назвать самоотверженным. С одним из раненых русских Вьонне де Марингоне пытался говорить. Это был русский сержант с оторванными ногами, который не только был свидетелем свидания в Тильзите, но и пленником во Франции
[2060]. Но что в целом могли сделать французы, чтобы помочь русским раненым, когда не хватало самого необходимого и для своих?! Гриуа прямо свидетельствует, что амбулансы оказывали предпочтение французам
[2061].
Получив в 10 утра приказ о выступлении авангарда, Мюрат немедленно стал стягивать резервные кавалерийские корпуса и пехоту Дюфура к Новой Смоленской дороге. Те, кто подошел быстро к указанному месту сбора, как, например, дивизия Пажоля, были вынуждены некоторое время поджидать остальных. Среди поджидавших частей напротив Смоленской дороги был и 3-й вюртембергский конноегерский полк. «Это было то самое место, где артиллерия действовала так ужасно, что трупы лежали прямо рядами, – вспоминал Роос. – Тем временем солдаты ходили и обшаривали мертвых. Их недовольство найденным вызывало в нас смех; до того забавно было выражение их лиц, когда они находили медные монеты»
[2062]. Наконец, когда появился Мюрат, как всегда «неустанно деятельный, вечно неустрашимый», авангард двинулся вперед. Некоторые авангардные части, например 3-го кавалерийского корпуса, задержались еще некоторое время и присоединились позже
[2063].
Почти сразу, вступив на тракт и войдя в большой лес, через который шла дорога, солдаты авангарда увидели группу казаков, которые, появляясь, быстро исчезали среди деревьев. В голове колонны, заметно выдвинувшись вперед, шел 11-й конноегерский. Генерал Пажоль, который лично вел полк, приказал двум эскадронам провести впереди и по сторонам дороги фуражировку, а сам двигался по дороге с оставшимся третьим эскадроном. Неожиданно полк был атакован «тучей казаков». Так как люди и лошади 11-го конноегерского были совершенно вымотаны, солдаты сразу поняли, что не смогут оторваться от казаков. Два эскадрона, занимавшиеся фуражировкой, были спешно собраны и «встретили врага огнем из карабинов». Но это не помогло. Казаки опрокинули их на ехавший по дороге третий эскадрон полка, с которым находился сам Пажоль. В этой толчее какой-то казачий унтер-офицер прорвался к генералу с тыла, пытаясь поразить его пикой. Однако бригадир Юару (Huaru) 5-го гусарского, который сопровождал Пажоля, успел нанести казаку смертельный удар. Через несколько минут головная часть дивизии Пажоля, уведомленная о том, что происходит, показалась скачущей галопом по дороге. Казаки моментально «испарились»
[2064]. Авангард медленно двинулся дальше.
Еще перед тем как въехать в лес, наполеоновские солдаты увидели остов деревянного сооружения. 7 сентября там был «русский амбуланс». Всю землю вокруг покрывали «груды отрезанных рук и ног»
[2065]. По обеим сторонам дороги солдатам видны были свежие могильные холмики с импровизированными деревянными крестами. Фантен дез Одар, который прошел со своим полком гвардии спустя несколько часов после авангарда по этой дороге, с нескрываемым удивлением и восхищением записал в журнал: «Несмотря на расстройство и стремительность отступления, русские смогли похоронить в течение последующей ночи всех своих раненых, которые умерли по дороге. Эти люди, которых мы называем варварами, весьма заботятся о своих раненых и считают долгом похоронить своих мертвых, в то время как мы, французы, гордые нашей цивилизацией, оставляем людей погибать без помощи и не утруждаемся погребением трупов до тех пор, пока зловоние не будет вызывать неудобство»
[2066]. Часть умерших по дороге раненых русские похоронить все-таки не успели. Солдаты французского авангарда не брезговали обшаривать их. Иногда в мешках и ранцах находили сухари и соль, а кто-то из полка Рооса обнаружил «мешочек с мускатными орехами».
Выехав из леса на открытое пространство, авангард Мюрата прошел полусгоревшую деревню Кукарино, расположенную в двух верстах от Можайска. Ее дома, переполненные к ночи после сражения ранеными, загорелись. «Несколько домов обращено было в пепел. Вблизи них, – писал Роос, – показали обгорелые, черные, обуглившиеся скелеты и разрозненные кости этих несчастных жертв вчерашнего дня, которые сначала истекали кровью под Бородином, среди мучений доставлены сюда и, наконец, пожраны были пламенем, казалось, для того, чтобы испытать до конца муки иногда столь горькой геройской смерти»
[2067].
