То, что Можайск не был взят с ходу, свидетельствовало о нескольких вещах: о том, что русская армия была отнюдь не деморализована, о том, что, задержав Великую армию у Можайска, Кутузов получил известную свободу маневра, о том, что военная инициатива стала переходить к русским. Было еще одно обстоятельство, последствия которого Наполеон хотя и предугадывал, но изменить что-либо был уже не в состоянии. Благодаря задержке Великой армии у Можайска русское командование смогло представить результаты битвы под Москвой как, во многом, успешные для русского оружия, а Александр I усилил у подданных это впечатление, внешне восприняв Бородино как очевидную победу
[2076].
Как только стало светать, бой за Можайск возобновился. Русская орудийная батарея, «замаскированная на кладбище», открыла огонь по бивакам французской пехоты. Дивизия Дюфура, быстро построившись в две колонны, пошла вперед, поддерживаемая огнем артиллерии и четырех вольтижерских рот, с вечера закрепившихся в предместье. Части русского арьергарда, вероятно по приказу Платова, стали стремительно отступать. Колонны французской пехоты, войдя в город около 7 часов, там соединились, получив «славный трофей» – большой магазин водки, из-за которого среди победителей немедленно началась борьба. Офицеры штаба маршала Бертье потребовали сохранить магазин для императорской гвардии, но генерал Дедем, чьи солдаты его захватили, поступил по-своему, нарушив принятое правило, и распределил водку среди различных частей армии
[2077].
Между тем «туча казаков вертелась вокруг площади» города, прикрывая отступление основных сил арьергарда. Французская пехота, задержавшись в Можайске на некоторое время, возобновила движение и, выйдя на восточные окраины города, увидела в полулье русский арьергард, готовый, казалось, возобновить бой. Однако русские стремились только задержать марш пехотинцев Дюфура, чтобы дать возможность всему обозу арьергарда выехать из города
[2078]. Все убеждало в том, что неприятель не собирается давать возле Можайска второе сражение, но приводит свои войска в порядок, казалось, для боя под стенами Москвы. Дезертиры, допрошенные начальником штаба 3-го кавалерийского корпуса штабным полковником А.-П.-Ж. Шапель де Жюмильяком, аристократом высокомерного вида, это подтвердили
[2079].
Авангард Мюрата в течение всего дня 9 сентября продолжал напирать на арьергардные части русской армии. Французская пехота была развернута в линию; кавалерия заняла места в ее интервалах. Правый фланг двигавшихся вперед французов долгое время был прикрыт оврагом и не подвергался атакам русской кавалерии. Зато левый фланг, прислоненный к еловому лесу, должен был свернуться в каре. Во время одной из русских контратак 2-й батальон 33-го линейного, бывший под командованием капитанов Колье (Callier) и Сабатье (Sabatier) и составлявший крайний левый фланг, был совершенно окружен неприятельской кавалерией, которая располагала конными орудиями. Французам было предложено сдаться, но батальон, в котором было всего 176 человек, ответил огнем. Благодаря стойкости батальона и подошедшей поддержке русская кавалерия была отбита
[2080].
Вюртембержцы конно-егерского полка «герцога Людвига», двигаясь в тот день по «огромному ровному полю», обнаружили места, где был в минувшую ночь бивак противника. Немецкие солдаты «нашли здесь две недавно отрубленные лошадиные головы», и это стало поводом для того, чтобы начать рассказывать друг другу страшные истории про башкир, которые вместо варки кладут конину «на полдня или на день под седло и, когда она от этого станет мягче, съедают ее»
[2081].
С утра 10 сентября французский авангард возобновил военные действия. Пехота русского арьергарда пыталась сдерживать французов, но, увидев угрозу обхода с севера, решила отойти
[2082].
Бой, и очень ожесточенный, возобновился ближе к вечеру, около 4 часов пополудни, когда два батальона полка Жозефа-Наполеона, один батальон в 300 человек 33-го линейного и отряд легкой кавалерии под командованием генерала Б.-Н. Кастекса, двигавшиеся в голове авангарда, стали подходить к с. Крымское. Начальник русского арьергарда генерал Милорадович решился в этот раз оказать сильное сопротивление, так как главные силы русской армии располагались всего в четырех верстах за р. Нарой и отход арьергарда имел бы самые серьезные последствия. Поэтому головная часть французского авангарда была, при поддержке пехоты, энергично атакована кавалерией Уварова и казаками. В течение двух часов испанским и французским пехотинцам приходилось отбивать атаки кавалерии. Только когда уже стало быстро темнеть, на помощь им подошел 15-й легкий пехотный полк и 3-я легкая кавалерийская дивизия. Бой закончился к 10 часам вечера. Потери обеих сторон были значительными (по свидетельству генерал-майора Г. В. Розена, русские потеряли до 2 тыс. человек; полагаем, что потери французов были примерно такими же)
[2083].
Французам, по-видимому, удалось только несколько оттеснить русские войска (французская пехота на всю ночь осталась под ружьем). Злые языки говорили, что столь ожесточенный, но, в сущности, бесполезный для французов бой авангард Мюрата вел только ради того, чтобы захватить «очень приятное шато, которое весьма подходило для Неаполитанского короля» и который хотел там заночевать
[2084]. Как бы то ни было, ночевка действительно состоялась в Крымском.
Когда французы вступили в Можайск 9 сентября, он являл собой страшное зрелище. Помимо того, что часть домов уже сгорела или была полуразрушена, многие здания были переполнены русскими ранеными. Множество раненых и мертвых покрывало площадь Можайска; некоторые раненые еще брели и ползли вдоль улиц, ища хоть какую-нибудь помощь. Их было, по разным данным, от 6 до 10 тыс. человек
[2085]. Ларрей сделал все, что было в его силах, чтобы облегчить участь обреченных. С помощью солдат императорской гвардии он организовал раздачу воды и небольшого количества сухарей. Все неперевязанные раненые были перевязаны. Так как еще живые лежали вперемешку с мертвыми, тела умерших были удалены – их пришлось выбрасывать прямо в окна
[2086]. Ужас ситуации усугублялся тем, что в Можайск стали прибывать раненые французы, и их тоже надо было разместить в домах и оказать помощь. Хотя часть русских раненых оставили в домах, многих из них стащили в сады и огороды, где они были брошены на произвол судьбы и могли есть только капусту, росшую там, и мясо своих умерших товарищей!
[2087]