Итак, голландцы формировали 3-й гренадерский полк императорской гвардии (2 батальона), 2-й уланский гвардейский полк (4 эскадрона), 33-й легкий полк (5 батальонов) в составе 1-го армейского корпуса, 11-й гусарский (4 эскадрона), созданный на базе бывшего 2-го голландского (кавалерийская дивизия Вельварта 3-го армейского корпуса). Император, убежденный, что интеграция голландцев в империю идет очень благополучно, придерживался правила сохранять в этих частях в качестве командиров преимущественно голландцев.
Поляки формировали три полка бывшего Легиона Вислы, а ныне дивизии Клапареда (6 батальонов), имевших в своем составе и немало немцев (как, например, знаменитого Г. Брандта из Восточной Пруссии), 1-й гвардейский уланский полк (4 эскадрона). Другие польские части, входившие в армию Великого княжества Варшавского, либо составляли 5-й армейский корпус, либо были распределены по иным корпусам.
Немцы в собственно французской армии, бывшей под Бородином, формировали 127-й линейный (2 батальона), куда попало много солдат из Ганноверского легиона, но которые оказались «разбавлены» французскими конскриптами 1811 г., и 9-й шеволежерский (4 эскадрона), бывший ранее 30-м конноегерским, образованным с включением в него гамбургских драгун. Помимо немцев (среди офицеров этого полка оказался также уже упоминавшийся нами мемуарист Ведель), в его рядах было немало австрийцев, венгров, а возможно, даже и русских. Правда, накануне Русского похода началось их массовое дезертирство, но кто-то из русских все-таки мог оказаться и при Бородине на стороне Наполеона.
Португальцы, составлявшие Португальский легион, оказались в начале сентября 1812 г. в 11-й пехотной дивизии (2-й пехотный полк легиона – 2 батальона). Впрочем, состав Португальского легиона не был мононациональным. Согласно данным инспекции, проведенной, видимо, только в части легиона 25 января 1812 г., среди рядовых и унтер-офицеров оказалось 545 португальцев, 17 французов, 245 испанцев, 9 немцев и 7 итальянцев. Но все офицеры были португальского происхождения
[663].
Испанцы формировали пионерный батальон, находившийся при Главной квартире, и полк Жозефа-Наполеона (2-й и 3-й батальоны – во 2-й пехотной дивизии 1-го армейского корпуса, 1-й и 4-й – в 14-й пехотной дивизии 4-го армейского корпуса). Основой личного состава были испанцы, в свое время переброшенные в составе корпуса маркиза де Романа для усиления армии маршала Г.-М.-А. Брюна против Швеции, и военнопленные. Среди офицеров было несколько французов, говоривших по-испански, а также один унтер-офицер из французов на роту. 1-м и 4-м батальонами командовал Жан Дорейль (Doreille), родившийся в Люксембурге в ирландской семье, служивший в ирландских частях Испанской армии, старший брат которого был известным испанским партизаном! Во главе 2-го и 3-го батальонов стояла не менее удивительная личность – Жан-Батист Чюди (Tschudy), родившийся во Франции в швейцарской семье, эмигрировавший во время Революции, затем попавший в армию принца Конде, потом – на португальскую службу, откуда он и перешел в Португальский легион в составе французской армии. Организованный по-французски, полк Жозефа-Наполеона был на хорошем счету, дезертирства из него почти не наблюдалось. Все команды, кроме «Кто идет?», подавались по-испански.
В составе 13-й пехотной дивизии 4-го армейского корпуса оказались также два батальона 1-го хорватского полка, набранные в Иллирии. Об их бойцах отзывались как о храбрых солдатах и искусных стрелках, но имевших слабую дисциплину
[664]. Наконец, под Бородином оказалась рота мамелюков, среди которых, наряду с арабами, были грузины, армяне, турки, евреи, албанцы и даже французы.
Широко были представлены в Великой армии 1812 г. военные силы вассальных от Франции государств. Особенно своим боевым и антирусским духом выделялись польские части. Великое княжество Варшавское отправило на «вторую польскую войну» 74 722 человека и 22 851 лошадь
[665]. Наполеон возлагал на польский человеческий материал особые надежды, согласившись в начале 1812 г. даже с тем, чтобы новые польские батальоны были созданы за счет французских денежных и материальных средств. Это позволило увеличить армию княжества к началу войны с Россией до 90 тыс. человек
[666]. Полностью сформированное по французскому образцу и отличавшееся в целом высоким боевым духом, польское войско в конце 1811 – весной 1812 г. столкнулось с проблемой молодого пополнения
[667]. Среди молодых солдат немало оказалось и таких, кто был склонен к дезертирству. Впрочем, по подсчетам Кукеля, соотношение новобранцев и ветеранов в польских полках в среднем соответствовало ситуации в полках Франции: на 10 солдат 4 рекрута
[668]. Брандт, впервые увидевший войска 5-го корпуса вскоре после Смоленска, отметил: «Все были видные, красивые, хорошо одетые и прекрасно вооруженные люди»
[669]. Под Бородином 5-й (польский) армейский корпус целиком состоял из польских войск: 6 пехотных полков (18 батальонов) и 4 кавалерийских полка (16 эскадронов). Кроме того, кавалерия Великого княжества Варшавского оказалась разбросанной по другим корпусам: 9-й уланский (4 эскадрона) был в кавалерийской дивизии 1-го армейского корпуса, 6-й и 8-й (в нем, между прочим, служил Ф. В. Булгарин) уланские (8 эскадронов) – в 1-м резервном кавалерийском корпусе, 10-й гусарский (4 эскадрона) – во 2-м резервном кавалерийском, 3, 11 и 16-й уланские (9 эскадронов) и 14-й кирасирский (2 эскадрона) – в 4-м кавалерийском корпусе. Д. Хлаповский, офицер из 1-го полка шеволежеров-лансьеров императорской гвардии, увидев кавалерию герцогства Варшавского под Смоленском, невольно залюбовался: «Это были великолепные люди на прекрасных лошадях»
[670].
Отдельный корпус (11 батальонов и 10 эскадронов) под Бородином формировали и вестфальцы. Два вестфальских кирасирских полка (8 эскадронов) были в 4-м корпусе резервной кавалерии. Мнения о личном составе вестфальских частей были различными. Еще до начала военных действий Даву отзывался о вестфальцах очень скептически. Отмечая в письме к Наполеону значительное дезертирство из вестфальских частей, он написал: «Сверх того, что они немцы, они очень молоды»
[671]. О большом количестве молодых конскриптов писали многие мемуаристы. Сержантский и офицерский состав вестфальских частей был хорошим. К примеру, капитан Франц Юлиус Христиан Моргенштайн из 2-го вестфальского линейного полка с большим уважением вспоминал своего фельдфебеля, уже успевшего послужить в армиях Гессен-Касселя, Пруссии и Австрии
[672]. Довольно обычной выглядит и биография пехотного подполковника Фридриха Вильгельма фон Лоссберга, который, начав службу в гессенских войсках в 1790 г., воевал против Франции в 1792–1795 гг. Позже, в 1806 г., он участвовал в планах восстания северогерманских народов против Наполеона, но под давлением жизненных обстоятельств поступил в вестфальскую армию и сражался в кампании 1809 г. уже на стороне французов. Такой тип немецкого солдата-профессионала был в те годы чрезвычайно распространен. Воевали не за нацию, воевали за государя, которому служили. Верность ему была делом профессиональной чести. И все же 8-му (вестфальскому) корпусу с самого начала русской кампании не сопутствовала удача. Происходила постоянная чехарда с командованием. Приход на пост командующего 6 августа дивизионного генерала Ж.-А. Жюно еще более ухудшил моральную атмосферу, которая негативно сказывалась на поведении как многих солдат, так и опытных сержантов и офицеров
[673].
