Совсем иное дело – письма старослужащих солдат или сержантов. Переписка с домом почти прекращается. Человек обретает другую семью, его интересуют теперь дела службы и новости от своих прежних сослуживцев. О своем планируемом переходе в оркестр 35-го линейного полка сообщает из Москвы своему бывшему сослуживцу в Майнц музыкант Ж. Фишер из итальянской гвардии. Его волнует вопрос о перспективах продвижения и повышения жалованья
[746]. Просит извинения у жены за то, что давно не писал, солдат 21-го линейного полка Ф. Пулашо, отправивший послание из Москвы. Из его слов о том, что «мы уже 7 месяцев на биваках», можно понять, что весточками своих родных он балует все реже и реже
[747]. У солдата постепенно не оставалось других надежд, как жить изо дня в день служебными делами, не оставалось других связей, кроме связей со своими армейскими товарищами. Как огорчался теперь солдат при разлуке со своим полком, когда прерывалось столько уже укоренившихся привычек, с которыми было связано столько воспоминаний! Только среди своих боевых друзей – от небольшой группы в 6–8 человек, питавшихся из одного котелка (она называлась капральством или «котелком»), до своей части – человек чувствовал себя уверенно, обретая ощущение коллективной силы. Военная семья подталкивала его к деятельности и дерзости, уничтожала или ослабляла чувство опасности и личной ответственности.
2.4.2. Структуры внутренних связей
Хороший полк французской армии являл собой истинную семью. С 1803 г., когда полкам для пополнения состава были определены специальные районы для набора рекрутов, в одной части нередко оказывалось много земляков. А так как жители каждой провинции отличались своим характером (бретонцы – меланхоличностью, бургундцы – веселостью, жители Лотарингии – честолюбием и воинственностью, гасконцы – бахвальством и склонностью к интригам и пр.), войсковая часть приобретала как бы свой характер, а солдатам ее было легче найти друг с другом общий язык. Когда в бою под Островно 27 июля 1812 г. Наполеон спросил у отличившихся вольтижеров, кто они, солдаты радостно сообщили, что «из 9-го линейного и на три четверти дети Парижа»
[748]. В тех полках, при формировании которых этот принцип почти не соблюдался (как, например, в частях гвардии), солдат-земляков разных частей все равно неизменно тянуло друг к другу. С чувством ностальгии вспоминал много лет спустя А.-Ж.-Б.-Ф. Бургонь, служивший в начале русского похода сержантом-вольтижером в полку фузелеров-гренадеров Молодой гвардии, как под Витебском он очутился в компании своих земляков из Конде, служивших в 61-м линейном корпусе Даву. Весь вечер 28 июля они провели вместе, разговаривая и попивая вино. А позже, уже под Москвой, Бургонь с тяжелым сердцем узнает, какая судьба была уготована его землякам на Бородинском поле
[749].
Конечно, отношения между солдатами в полку отнюдь не были идиллическими. Так, прибывшие в полк новобранцы, как правило, проходили разного рода инициации, часто отнюдь не безобидные. В любом случае вновь прибывшие должны были угостить выпивкой своих будущих сослуживцев
[750]. Нередко имели место и схватки между двумя солдатами, группами солдат, а то и столкновения «полк на полк»
[751]. Хотя командование часто предпочитало закрывать на это глаза, но в случае серьезных инцидентов зачинщиков приходилось наказывать. Вообще же сосуществование «официальных» и «неофициальных» структур было делом достаточно тонким. Иногда командование боролось с «неформальными» социальными структурами в части, а иногда стремилось ими воспользоваться, как, например, своеобразным солдатским самосудом «саватом». Тот, кто был уличен в трусости в бою, получал удары башмаком по ягодицам, теряя тем самым надежду на служебное продвижение и уважение товарищей
[752].
Иногда, в условиях военных действий, появлялись своеобразные неформальные ассоциации, или, как их еще называли, «клики» и «клики смельчаков» («cranes» или «loustics»). Это были своего рода содружества «дурных голов и храбрых сердец». Их члены брали на себя обязанность оказывать помощь или поддержку в любых тяжелых обстоятельствах, особенно перед лицом врага. Для того чтобы опознавать друг друга, они делали насечку ножом на первой пуговице первого ряда своей униформы
[753]. В условиях отступления из России, но не ранее (!), когда формальные воинские структуры практически стали распадаться, возникли маленькие корпорации под названием «cteries de fricoteurs». Это были группы мародеров, поставившие целью выжить любой ценой, в том числе, и прежде всего, за счет грабежа. «Фрикотеры» жестко следовали принципу не принимать в свои ряды чужаков, относясь ко всем, не состоявшим в банде, как к врагам
[754]. Но это будет уже во время страшного отступления… До Бородинского сражения и сразу после него, вплоть до начала грабежей в горящей Москве, опасные для армии и ее духа социальные структуры не играли определяющей роли.
2.4.3. Система поощрения
Наполеоновская армия использовала эффективную систему поощрений и наказаний. Это была не просто «дрессировка» человеческого существа. Система поощрения, включая в себя важные элементы социальной защиты, открывала возможности для социального продвижения и изменения общественного статуса. Чтобы по достоинству оценить эти социальные мотивы, руководившие наполеоновским солдатом в битве под Бородином, остановимся на этом вопросе подробнее.
Во-первых, не только для офицеров, но и для рядового и сержантского состава было определено денежное жалованье, которое выплачивалось в соответствии с чином и должностью. Официально рядовой пехоты должен был получать в месяц 9 франков, капрал – 14, сержант – 18, старший сержант – 24, старший унтер-офицер – 48 франков, а, скажем, первый кларнетист в полковом оркестре имел оклад в 100 франков!
[755] Для соотнесения с ценами отметим, что баран в те годы стоил 10 франков, башмаки – 4 франка. Денежные выплаты выглядят тем более значительными, что к вышеприведенным размерам жалованья полагались надбавки за выслугу лет, «квартирные», за фураж и пр. Тарифы по денежным выплатам заметно увеличивались во время кампаний
[756]. Кроме того, практиковались разовые денежные вознаграждения за проявленную в бою доблесть. Среди трофейных бумаг Великой армии, хранящихся в российских архивах, имеется большое число документов о такого рода денежных премиях после Бородинского сражения. Обычно для «нижних чинов», младших офицеров и чиновников эта сумма составляла от 400 до 500 франков!
[757] Были также определены и пенсионные выплаты для солдат-инвалидов и ветеранов. Увечные и престарелые могли полностью содержаться за государственный счет в системе специальных приютов, а ветераны, еще способные служить, могли состоять в полувоенных формированиях, жить в особых лагерях, при этом занимаясь хозяйством. Вдовы и сироты погибших солдат получали (точнее – должны были получать) разовые дотации и ежегодные пенсионные. Сироты имели преимущества при поступлении в лицеи и специальные военные школы
[758].
