Во-вторых, система денежного поощрения и социальной защиты сочеталась с возможностью для солдата изменить свое социальное положение, прежде всего в рамках самого военного организма. Иерархичность и соперничество – вот что делало армейский организм, по мысли Наполеона, жизнеспособным и динамичным. Хорошо показавший себя и отличавшийся ростом и физической силой солдат мог быть зачислен в элитную гренадерскую роту. Расторопный и смышленый, но имевший небольшой рост, попадал в роту вольтижеров, которая также считалась элитной. В среднем около 8 % рядовых солдат получали капральские и сержантские нашивки
[759]. Конечно, далеко не многие могли стать офицерами, и все же… Мы уже останавливались на том, как накануне и после Бородина Наполеон осуществил массовые производства лиц сержантского состава в сублейтенанты. Так, в 17-м линейном полку 7 августа было произведено сразу 15 человек, в 30-м линейном – 7 человек; 9 августа в 19-м линейном – 8; в Дорогобуже 26 августа в 93-м линейном – 5; 2 сентября в Гжатске в 24-м легком – по крайней мере, – 14, в том же полку 23 сентября – 15 человек!
[760] В общем, война и сражения открывали возможности для многих солдат.
Конечно, главным препятствием к получению офицерских эполет было отсутствие у выходцев из народных низов образования. Но и здесь были исключения. Брандт вспоминал, как в Смоленске во время смотра полка Легиона Вислы Наполеон распорядился сделать «украшенного орденом сержанта с тремя нашивками на рукаве (имелись в виду нашивки за выслугу лет; три нашивки означали более 20 лет беспорочной службы. – В.З.)» офицером. Услышав со стороны окружавших, что сержант неграмотен, император произнес: «Эти бедные неграмотные солдаты, которых никто не хочет знать, часто бывают прекрасными офицерами»
[761].
Но самым желанным для солдата было получение беленького крестика Почетного легиона. Далеко не все награжденные становились «принятыми» в организацию Ордена. Однако как награда орден был универсальным в социальном и национальном плане, и его кавалерами с 1807 г. почти поровну становились как офицеры, так унтер-офицеры и солдаты. Массовые награждения производились после каждого сражения или крупного боя, а нередко и в преддверии сражения. Так, многочисленные награждения были произведены Наполеоном после Смоленска, когда, по словам Сегюра, «нужно было превратить поле битвы в поле триумфа»
[762]. 12, 21 и 127-й линейные и 7-й легкий получили 87 крестов. Много было награжденных и в 93-м линейном из корпуса Нея
[763]. Позже, уже в Москве, сублейтенант 12-го линейного Ж.М.Ф. Пари писал домой матери о том, что 20 августа император сделал смотр полку, дав 31 крест и произведя многих сержантов в офицеры. Но так как Пари был ранен 17 августа, он не присутствовал на смотре. Однако, догнав полк перед самым Бородинским сражением, он с радостью узнал, что стал суб-лейтенантом и, как раненый офицер, получил от императора 10 наполеондоров
[764]. Император, готовя солдат к генеральной баталии, продолжил награждения в Гжатске. 2 сентября император наградил, по меньшей мере, 307 человек!
[765] Настоящим потоком белые крестики посыпались уже в Москве, после Бородина. 23 сентября получили желанные награды 106 человек из гвардейской артиллерии, 21 из гвардейского обоза, 10 октября – 41 человек из 25-го линейного, 31 – из 61-го линейного, 28 – из 111-го линейного и т. д.
[766] Хотя точное количество награжденных по всей армии за Бородино определить крайне сложно, но очевидно, что оно превосходило размеры подобных массовых награждений, как, например, за Фридланд, когда было вручено рекордное число легионерских крестов (более 600).
Представление к награждению происходило двумя путями. Либо командир части составлял список отличившихся, либо награждавшийся представлял свой рапорт вместе с послужным списком командиру части, и последний ходатайствовал перед начальником генерального штаба. Окончательное решение принимал Наполеон. И Бертье, и император нередко вычеркивали многие фамилии, пытаясь либо добиться соразмерности в награждении между различными категориями военнослужащих, либо выразить тем самым сомнение по поводу истинных заслуг той или иной части. В последнем случае вряд ли учитывалось соотношение персональных заслуг тех, кто оставался в списке, и тех, кто из него вычеркивался. Вообще же такой механизм награждения нес в себе немалую долю несправедливости, нередко оскорбляя достойных солдат и давая возможность тем, кто имел протекцию в штабах, при удобном случае получить крестик. Так, в общем списке офицеров к награждению за Бородино, приготовленном генералом Груши, значилось имя его сына адъютанта Альфонса Груши. Кто-то из двух, Бертье или Наполеон, вычеркнул его из списка. Однако уже вскоре Альфонс все-таки стал офицером ордена Почетного легиона
[767]. Отец быстро уладил допущенную «ошибку». Совсем иначе обстояло дело с солдатами или даже с офицерами без протекции. Сколько раз был представлен к ордену знаменитый капитан Франсуа из 30-го линейного, и всякий раз по непонятным для него причинам его имя вычеркивалось! Наконец, 11 октября 1812 г. на императорском смотре в Москве, когда Наполеон производил награждения за Бородино, Франсуа попытался сделать вещь, которую от него никто, и он сам тоже, не ожидал. Когда император, увидев раненого Франсуа в строю, спросил полковника Ш.-Ж. Бюке, где тот был ранен, а затем – что он требует в качестве награды, капитан попытался просить денег! Франсуа, вконец уставший от солдатской жизни, ран и неблагодарности, стал подумывать о том, чтобы хоть как-то обеспечить себе старость. Но его опередил полковник Бюке: «Крест!» – закричал он. Эта награда, очень долго ожидавшаяся Франсуа, вызвала в его душе разочарование. Кстати, беленький крестик Франсуа не получит и в этот раз!
[768] Для чиновного аппарата Великой армии это стало уже делом обычным: театральный жест императора, призванный воодушевить бойцов, нередко заканчивался для солдата горькой обидой и разочарованием.
И таких оскорбленных после Бородина оказалось немало. Никак не были отмечены блестящие действия двух испанских батальонов полковника Чюди 5 сентября у д. Шевардино, хотя командир дивизии генерал Л. Фриан и сделал «очень лестный рапорт Даву»
[769]. Был вычеркнут из списков, как, впрочем, многие из дивизии Сен-Жермена, старший вахмистр 2-го кирасирского Тирион
[770]. Уже много лет спустя будет вспоминать о несправедливости, проявленной к нему и его доблестно сражавшимся под Бородином солдатам 33-го линейного, генерал Ван Дедем
[771]. Все эти люди были очень разными по характеру, по социальному положению в наполеоновской иерархии, и это делает очевидным только одно: механизм поощрения в Великой армии 1812 г. давал серьезные сбои. Рядовые солдаты хорошо представляли, что, даже если они выживут и выйдут в отставку, их пенсии будет явно недостаточно, чтобы прокормить себя. За каждые три года службы отставник должен был получать 91 франк 25 сантимов в год
[772]. Система всех остальных «вспомоществований» была достаточно случайной. Так, ампутированные в кампанию 1809 г. получили дотацию в 500 франков ренты, но те, кто воевал и стал инвалидом в Испании, не получили ничего. Вдовы тех, кто был убит при Аустерлице, получили ренту в 200 франков, тогда как обычно получали только 60 франков
[773]. Все, в конечном итоге, зависело от решения императора и случайности.
