Но главное, уже обычной практикой в 1812 г. была частая задержка жалованья. Так, солдаты дивизии Жерара не получили ни су после отбытия в мае 1812 г. из Торна, а офицеры, которые были переброшены в Россию из Испании, не получали жалованья с февраля 1811 г.!
[774] Для многих, особенно для офицеров, это создавало невыносимую ситуацию. 2 сентября возле Гжатска, когда войскам было объявлено о предстоящем генеральном сражении, офицер Межан из 13-го легкого полка 1-й дивизии 1-го армейского корпуса писал директрисе приюта в местечке Мепине департамента Ипр. Недавно он получил письмо от своей матери, которая содержалась в этом госпитале, и узнал, что та нуждается в деньгах. Сын, озабоченный отсутствием у него денег, которые бы он мог прислать, обратился к директрисе с просьбой написать банкиру Бонне де Ноксу, жившему в Париже, чтобы он выдал по его просьбе 200 франков на нужды матери
[775]. А вот письмо Франсуа Шарто, военного чиновника, состоявшего при администрации фуражирования, отправленное 27 сентября из Москвы своей матери. Он сетует, что уже давно не получал жалованья и очень огорчен, что может послать домой только несколько франков
[776]. Ситуация с задержкой жалованья была в Великой армии 1812 г. обычным делом и не могла не сказываться на моральном состоянии солдат и офицеров, шедших в бой под Бородином.
2.4.4. Социальные структуры офицерского корпуса
Вопросы, связанные с социальным происхождением офицеров, их подготовкой, доходами и в целом системой стимулирования, не раз рассматривались в исторической литературе. Среди работ последних десятилетий особенно выделяются труды Ж. Удайля, Ж.-П. Берто, О. В. Соколова, Р. Блауфарба и М. Хьюза
[777]. Основными выводами этих работ можно считать следующее. Социальное происхождение офицерства приобрело более демократичный, чем при Старом порядке, характер. Основную массу в офицерском корпусе составили представители средних классов, более четверти – выходцы из крестьян и ремесленников. Но при этом было немало выходцев из дворянства. Жалованье офицеров стало значительным, в идеале – обеспечивало им прочное материальное положение
[778], в то время как значение иных, неслужебных доходов заметно сокращалось. Основная масса офицеров имела к 1812 г. значительный срок выслуги. Для лиц в звании от капитана до полковника он был от 18 до 22 лет. Причем это сочеталось с великолепными средними показателями по возрасту офицеров: командиры батальонов были лет сорока, капитаны – 35–40 лет, лейтенанты – более 30 лет. Правда, к 1812 г. стало заметно увеличиваться количество молодых су-лейтенантов и лейтенантов благодаря деятельности специальных военных школ и лицеев, но это не оказывало негативного влияния на качество офицерского корпуса. Учебные заведения – Сен-Сирская военная школа, Политехническая школа, Сен-Жерменская кавалерийская школа и Ветеринарная школа – выпускали отличных специалистов. В целом офицерский корпус был великолепен.
Без сомнения, эти выводы, сделанные на основе социологических подходов и количественных данных, чрезвычайно важны. Однако без обращения к личностному аспекту и без выявления особенностей человеческих взаимоотношений в среде тех офицеров и генералов, которые оказались на Бородинском поле, многое останется непонятным. Важнейшим моментом, не поддающимся количественному измерению, является система родственных и служебных связей. Воистину поразительно, насколько сроднились между собой многие офицеры и генералы Великой армии! Так, начальник 1-го армейского корпуса маршал Даву был женат на Луизе Эме Жюли, приходившейся сестрой генералу В.-Э. Леклерку, который был первым мужем сестры Наполеона Полины Бонапарт. Генерал Фриан, командир 5-й пехотной дивизии, находившийся в подчинении у Даву и на которого маршал уверенно мог положиться, был мужем одной из дочерей Леклерка – Луизы Франсуазы Шарлотты. Дядя Даву барон Ж.-Ш.М. де Бопре служил в чине бригадного генерала в штабе 1-го корпуса. Брат жены Даву граф Леклерк дез Эссар, также в чине бригадного генерала, служил в 3-й пехотной дивизии того же 1-го армейского корпуса. Маршал, будучи контужен 7 сентября, уже на следующий день первым делом сообщил жене о том, что ее брат и дядя вышли совершенно невредимыми из сражения
[779]. В том же 1-м корпусе бок о бок служили генерал Фриан и его сын, капитан Жан Франсуа, бывший адъютантом у отца. Они оба будут ранены в ходе сражения. Вместе оказались на поле сражения под Бородином генерал Ж.-М. Дессэ, командир 4-й пехотной дивизии корпуса Даву, оба его брата. При штабе Даву находился майор Ле Руа, сын которого сержантом воевал в 85-м линейном того же корпуса. После страшного сражения они будут разыскивать друг друга.
Адъютантом в чине начальника эскадрона состоял при своем отце генерале Груши его сын Альфонс-Фредерик-Эммануэль. Брат жены Груши Луи-Адольф Ле Дульсе де Понтекулан, закончив в мае 1812 г. военную школу в Сен-Сире, тоже поспешил добраться до России и, став лейтенантом 19-го конноегерского полка, оказался при штабе Груши. Он будет взят в плен в Вильно. Сын великого камергера А.Е.П. графа де Монтескье Фезенсака командир эскадрона Раймон Эмери-Филипп-Жозеф де Монтескье барон Фезенсак был определен поближе к своему кузену генерал-адъютанту Нарбонну, который время от времени сообщал своему родственнику об успехах сына
[780]. Причем сам барон Фезенсак был женат на дочери военного министра А.-Ж.-Г. Кларка, герцога Фельтрского, и, перенося тяготы русского похода, постоянно вспоминал о своем маленьком сыне, родившемся в декабре 1810 г. Адъютантом у Ф.-П. Сегюра был капитан Жозеф Альбер Баклэ д’Альб, сын начальника топографического кабинета императора
[781].
