Кавалерия также имела огнестрельное оружие – укороченные ружья (у драгун), мушкетоны (у гусар, конных егерей, шеволежеров и кирасиров) и пистолеты (у всей кавалерии). Накануне русской кампании Наполеон проявил большую озабоченность тем, чтобы вооружить не только гусар, конных егерей и драгун, но также кирасиров и шеволежеров мушкетонами или ружьями
[973]. Причина заключалась в том, что император надеялся таким образом нейтрализовать эффективность действий казаков
[974]. Но на практике эта мера себя не оправдала. Карабин или мушкетон только отягощал и без того немалое вооружение кирасира (которое состояло из палаша, кирасы, каски и пистолетов) или шеволежера (вооруженного саблей, пикой и пистолетами)
[975].
Основой огневой мощи сошедшихся под Бородином армий была, конечно же, артиллерия. Трудно сказать определенно, артиллерия какой армии – французской или русской – превосходила одна другую с точки зрения технических характеристик. В сущности, как убедительно показал русскоязычному читателю в своей работе «Армия Наполеона» О. В. Соколов, вся европейская артиллерия того времени уже достигла своего рода «потолка» тактико-технических характеристик и любые усовершенствования в эпоху мануфактурного производства не могли оказать на ее качественное состояние существенного воздействия. И все же мы не можем не отметить ряда особенностей артиллерии Великой армии под Бородином.
Во-первых, как никогда ранее, ее отличало немалое смешение калибров использовавшихся орудий. Наряду с унифицированными 4, 8-и 12-фунтовыми (система Грибоваля) и 6-фунтовыми (система XI года) пушками было немало других калибров, особенно 3-фунтовых. Не меньшая мозаичность была и в отношении калибров гаубиц – были 6-дюймовые (6 дюймов 4 линии), 5-дюймовые (5 дюймов 6 линий) и 3-дюймовые (3 дюйма 6 линий). При этом 5-дюймовые гаубицы, обычно калибра 5 дюймов 6 линий, могли иметь калибр 5 дюймов 5 линий, да к тому же могли обозначаться как 24-фунтовые. Стоит ли говорить, что такое разнообразие калибров, связанное как с незавершенностью перехода французской артиллерии от системы Грибоваля к системе XI года, так и с «общеевропейским характером» Великой армии 1812 года, создавало немалые проблемы, и прежде всего в отношении боеприпасов.
Во-вторых, в связи с наличием в наполеоновской армии полковой артиллерии, укомплектованной пушками небольшого калибра, а также наличием 3-дюймовых гаубиц, орудия крупных калибров (обычно называемых батарейными) не могли составлять значительной доли. В исторической литературе установилась традиция считать, что в Бородинском сражении батарейные орудия составляли только 10 % (Хатов, Богданович, Скугаревский, Даффи и др.). Наши попытки проверить эту цифру не смогли дать точного результата, хотя на основе неполных данных в более раннем издании нашей книги мы и сделали предположение о том, что эта цифра занижена.
В-третьих, дальность ведения эффективного огня (как, впрочем, и в русской артиллерии) была не очень большой. При стрельбе ядрами эффективный огонь в среднем мог вестись 12-фунтовой пушкой на расстоянии 1100 м, 8-фунтовой – 1000 м, 4-фунтовой пушкой, 5-дюймовой и 6-дюймовой гаубицами – на расстоянии 900 м. Этим обстоятельством и объясняются некоторые маневры артиллерии Великой армии в Бородинском сражении: необходимость передвижения батарей Фуше, Сорбье и Пернети, а также «батарей Богарне» из-за укрытий на открытое пространство уже в первые минуты боя, так как они не могли вести эффективный огонь по русским порядкам.
В-четвертых, поражающее воздействие артиллерийских ядер определялось в значительной степени эффектом рикошетирования, что наносило, особенно при концентрическом ведении огня, гигантский урон в рядах противника. Не меньший урон наносила и стрельба гранатами, которые разлетались на 25–50 осколков, и, конечно же, на близких расстояниях – картечью. В ходе Бородинского сражения французская артиллерия пыталась действовать именно концентрически, сосредоточивая огонь из нескольких точек по одному пункту. Особенно эффективным был ее огонь по русским порядкам в районе Курганной высоты перед ее взятием и позже, после ее падения, когда русская армия «сгрудилась» в районе Новой Смоленской дороги.
В-пятых, артиллерия Великой армии, несмотря на ее обычные для того времени тактико-технические характеристики и чрезмерное разнообразие калибров, имела, в основном, хороший или даже отличный людской состав. Это обеспечивало не только самоотверженные действия артиллеристов (стойкость под огнем неприятеля, ожесточенную борьбу за сохранение орудия во время вражеской атаки), но и высокую скорострельность орудий. Пушка на поле боя в среднем могла делать 2–4 выстрела, а гаубица – 1–2 выстрела в минуту (впрочем, как хорошо показал в своих работах А. А. Смирнов, действия русских артиллеристов в этих отношениях ничуть не уступали действиям артиллеристов Великой армии). Ниже мы еще остановимся на том, сколько же зарядов могла израсходовать артиллерия наполеоновской армии в Бородинском сражении. Несмотря на сложность (а то и невозможность) определения точной цифры использованных зарядов, их количество было очень значительным (по нашему мнению, не менее 90 тыс. за 5–7 сентября), намного превосходящим количество выпущенных снарядов русской артиллерией. Правда, это обстоятельство автоматически создавало большую проблему скорейшего их восполнения, и это заставляло Наполеона не торопиться с навязыванием неприятелю нового генерального сражения.
Не меньшую роль, чем людской состав, при характеристике артиллерии того времени имело состояние конского состава. Как мы уже отмечали, еще задолго до Бородина во французской армии, и особенно в артиллерии, начался массовый падеж лошадей. Если к Бородинскому сражению еще удавалось обеспечивать более или менее удовлетворительную транспортировку материальной части артиллерии, то уже после сражения, отмеченного небывалой убылью конского состава, но особенно из-за способа ведения войны, навязанного наполеоновской армии еще ранее, состояние артиллерийских лошадей стало просто катастрофическим. Обычно утверждают, что Бородино стало могилой кавалерии Великой армии. Но еще более справедливо утверждать это в отношении ее артиллерии.
2.5.6. Болезни, раны, медицина
Совершенно очевидно, что в 1812 г. Великая армия несла гораздо более значительные потери от маршей, переутомления, недоедания, болезней и плохого ухода за ранеными, чем от неприятельского оружия. Эта постоянная борьба человека за то, чтобы сохранить свои физические силы, остаться здоровым или своевременно найти сносную медицинскую помощь, составляла важнейшую сторону повседневности бойцов Великой армии.
Дело медицинской службы, по всеобщему признанию, в наполеоновской армии было лучшим, чем в какой-либо другой армии начала XIX в. Этому способствовал ряд обстоятельств. Во-первых, вопреки цинизму, с которым Наполеон нередко относился к человеческой жизни, ценность человеческого существа, какое бы социальное положение оно ни занимало, спустя годы после Французской революции становилась все более самоочевидной. Во-вторых, Великая армия имела в своих рядах немало поразительных подвижников, например главного хирурга Д.-Ж. Ларрея, подлинного гуманиста, неустанно совершенствовавшего подведомственную ему службу. В-третьих, сам император также уделял немало внимания и сил медицинской части, повторяя, что армия, потерявшая свои госпитали, теряет свои знамена
[976].
