— Так вот, — продолжил Клещиц. — Если доведется когда-либо побывать, то обязательно найдите там картину «Смерть комиссара». Постойте, подумайте. Жизнь свою переосмыслите. А сейчас смотри сюда.
Клещиц положил перед Козухом протокол задержания Вислого с пачкой фотографий.
Козух углубился в изучение материалов задержания.
— Прочитал? — спросил Клещиц.
— Да, — ответил Козух севшим голосом.
— Плохи твои дела, политрук, — тихо сказал Клещиц.
— В партию его-то мы приняли по твоей наводке? По твоей. Вот теперь ты слышишь, по ком звонит колокол? Чем ты вообще занимаешься?
— В каком смысле?
— Ну чем ты занимаешься в части? За что ты получаешь жалованье? Мне вообще последнее время не понятно ваше политическое лицо! Ты думаешь, что армия — это приют для инвалидов умственного труда? Пока ты ходишь по части, как телок, со своей папкой, твои лейтенанты сближаются с местными несовершеннолетними девками! И те дают показания в милиции! Читал? Сблизилась с лейтенантом-ракетчиком по кличке Плейшнер! Кто это такой, Плейшнер? Это твой человек?
— Да, лейтенант Плешаков.
— А ты куда смотрел? Слушай внимательно и запоминай! Твой Плешаков должен срочно жениться. Делай что хочешь. Иди работай, замполит! Работай и думай, по ком звонит колокол! И что изображено на картине «Смерть комиссара».
Глава 15
Лось и Паренек
С того самого дня, когда в политотдел части пришла бандероль из горкома партии, и началась череда неприятностей.
После того как замполит Козух показал Плейшнеру заяву Чесотки, Плейшнер вернулся домой, снял со стены висевшую над его кроватью фотографию Светы и уставился на нее остекленевшим взглядом. Просидев так минут двадцать, он повесил фотографию обратно на стену и вышел на улицу. На ближайшем рейсовом автобусе он поехал в Борзю и пошел в пустой по причине рабочего времени «Садко». Подошедшая к нему Фигура вынула из кармана белого фартучка блокнот и вопросительно посмотрела на него. Плейшнер немногословно заказал триста граммов водки. Глядя в глубокой задумчивости в окно, он опустошил графинчик, потом рассчитался и медленно пошел на городскую почту. Оттуда он послал в Минск срочную телеграмму некой Чайкиной Светлане Сергеевне: «Света. Я не могу без тебя. Плейшнер».
Через день срочной телеграммой ему пришел ответ: «Я тоже не могу. Приезжай. Жду. Светлана». В строевой части по приказанию Клещица быстро оформили отпуск и проездные документы в оба конца. Плейшнер постригся в гарнизонной парикмахерской, надел парадную шинель и вылетел ближайшим рейсом из борзинского аэропорта в Читу, а оттуда в Минск. Майор Козух сделал какую-то запись в своей тетради, ну а Лидка Чесотка открыла свой личный счет соскочившим с ее женского крючка холостым лейтенантам.
Получалось так, что гипотеза подполковника Клещица о существовании некоего излучения на Телембе, влияющего на мозги офицеров, непротиворечиво объясняла реальность. Одним из подтверждений этой гипотезы являлся младший лейтенант Лосев. И до Телембы не очень друживший с мозгами, он сначала при погрузке на борзинской рампе бросался под гусеницы, чтобы его взяли на Телембу, а прибыв на место, побратался с местными бичами, только теперь с бурятами. Буряты из поселка, давшего название самому большому на континенте ракетному полигону, с уважением погладывали на странного ракетчика с одной маленькой звездочкой на погонах, который вместо того, чтобы запускать ракеты, большую часть времени проводил в местной закусочной. В знак расположения к русскому ракетчику буряты угостили его напитком архи мэргэн, который был освящен шаманом из Усть-Орды. В основе напитка архи мэргэн, как и предполагал Лось, лежал пищевой спирт. Кроме спирта в состав напитка, как объяснили его новые друзья, входило овечье молоко и некое бурятское ноу-хау, состав которого буряты наотрез отказались обсуждать. Ужинал и завтракал Лось, как и положено ракетчику, блюдами из полевой кухни на полигоне, а обедал питательным и полезным бурятским зеленым плиточным чаем, в который помимо собственно чая входили соль и бараний жир. Этот жуткий энергетический напиток у бурят подает только женщина, причем так необычно — правой рукой держа стакан под донышко, а левой оттягивая вниз рукав платья.
Вернувшись с Телембы, Лось стал еще более странным. Как-то вечером, когда все офицеры, кроме дежурных, уже разошлись по домам, Лось зашел в солдатскую лавку, расположенную в клубе, чтобы на последнюю мелочь, найденную в карманах галифе, купить что-нибудь поесть. Проходя мимо дверей в актовый зал, он услышал звуки пианино и заглянул в зал. На тускло освещенной сцене за пианино сидел Паренек и играл какую-то медленную джазовую вещь. Лось с каким-то небольшим свертком в руках молча сел сбоку и остекленевшим взглядом уставился на клавиатуру.
— А ты можешь сыграть «Польку-трясогузку?» — вдруг спросил он надтреснутым голосом.
— Нет, никогда не слышал, — ответил Паренек.
— «Бывало — заберемся в кабак. Под утро, в дыму, сажусь я к роялю и играю «трясогузку», полечку из веселого дома, научил ей меня в Симбирске протопоп. Девчонки довольны, задирают ноги на стол», — процитировал Лось какой-то отрывок.
— Ну и память у тебя.
— Память, память… Это да… Но все уже. Хана Лосю. Поломанный. Проткнутый. С дыркой. Через нее все и вышло. Из-за этой самой памяти. Все помню, все! А ты — память, память. Гнусная это штука — память. Страшная, ага. Поломанная память. Не стирается. Все пробовал: пить, не пить, бить, меня били, ребра ломали, нос перебили. И служил, и кросс бегал как ненормальный, и по малинам борзинским ходил. Нет. Все помню, как пять минут назад.
Лось заскрипел зубами, стиснул кулаки и, помолчав, снова заговорил:
— Наверное, я правда психопат. Только тогда в Чите не распознали. Может, не захотели распознать. Вот я же был «комсомолец»
[31] в дивизионе. На политзанятиях Козух диктует, все конспект пишут, мол «материя есть объективная реальность, данная нам в ощущениях». Владимир Ильич Ленин. Все понимают. А я нет. Потому что «кем данная»? Понимаешь, кем данная нам в ощущениях? Почему остальные не видят этого? Зачем мне такой мозг, а?! Вот ты можешь сказать, кем «данная нам в ощущениях»?
— Кем? — пожал плечами Паренек. — Создателем вселенной данная. Кто создал эту объективную реальность, тот и дал нам ее в ощущениях. Только я философию не любил никогда. Тройка в универе была.
— Ну и ну ее к свиням, философию. Пусть Козух с Клещицем разбираются. — Лось распаковал сверток, вынул оттуда бутылку водки и какую-то книгу. Поставив бутылку около пианино на пол, он открыл книгу и сказал:
— Вот книжка интересная, в библиотеке нашел, «Орлеанская Дева». Смотри.
— «Что такое было войско того времени, особенно войско дофина? Это был сброд наемной сволочи, выросшей среди пожаров, грабежа и резни. Все, что не имело пристанища, шло в армию. Все, что не любило работать, шло в армию. Армия — это был сброд оборванцев, кутивших, игравших в карты, бездельничавших, не знавших ни Бога, ни совести, ни чести. Лагерь был переполнен непотребными женщинами, довершавшими общий разгул и разнузданность»
[32].
