— Вот зимой к броне притронешься случайно пальцами, и не отдирается. Кожа примерзает, отрывать приходится с кожей. А пальцы мы плоскогубцами разгибаем.
Мальцев посмотрел тогда на свои тонкие пальцы, потом на пальцы прапора, каждый размером с сардельку, и грустно вздохнул. За окном до самого горизонта простиралась чернильная степь, освещаемая мчащейся параллельно поезду полной луной. А утром взошло солнце, и в вагоне стало теплее. Еще через два часа слева по ходу поезда открылась величественная панорама Байкала.
Потом на два года он стал Пареньком. Об этих годах его жизни Пареньку будут напоминать небольшой шрам под левым глазом да тревожные сны. В этих снах он будет беспокойно искать и не находить свои сапоги, а комбат Галимов будет хищно скалить узкий рот.
А сегодня в Борзе осенний вечер. Где-то за сопками тихо догорает закат, в ресторане музыканты настраивают инструменты, подполковник Рымарь инструктирует патруль, а прапорщик Шубин за рюмкой водки рассказывает жене, как в военном училище их учили танцевать полонез. Этим теплым вечером прапорщик Колосков из строевого отдела по дороге домой встретил Мальцева и буднично сказал:
— С тебя, Мальцев, бутылка! Пришел приказ.
Вот и все…
Паренек опять гражданский человек. Можно брать билет на самолет, подписывать обходной, получать расчет и двигать домой. Только что-то не очень хочется. То есть вроде хочется, но особой радости нет. Два года мечтал об этом дне. Но мечта сбывается и в тот же миг растворяется в воздухе бесследно. Вот и у Мальцева этим вечером стало мечтой меньше. Выходит, прав был философ, который говорил, что счастье всегда или в будущем, или в прошлом.
При подписании обходного листа выяснилось, что в пусковой установке Мальцева отсутствует ЗИП
[39]. Галимов ходил, потирая руки: хоть в самом конце, но справедливость восторжествовала! За утерю ЗИПа лейтенант Мальцев заплатит в тройном размере, иначе не демобилизуется. А это немалая сумма, вот и выяснилось под конец, чья правда!
Но получилось как-то нехорошо. Дембеля, которые два года назад пришли служить вместе с Мальцевым и были тогда бесправными духами, и которым Мальцев покупал пряники в солдатской лавке, прослышали про историю с ЗИПом. В ближайшем карауле они ночью нанесли в пусковую Паренька из других пусковых все, что попалось им под руку. Наутро в пусковую лейтенанта Мальцева нельзя было проникнуть, так как внутри все было забито принадлежностями не только с пусковых, а и из станции наведения ракет и даже станции обнаружения цели. От этого всего капитан Галимов совсем расстроился, тем более что завклубом старший лейтенант Пеньков сказал ему тогда при всех на КПП: «Дурак ты, хоть и капитан!»
А что ему сделаешь? Морду побить — за милое дело, но ведь это ребята из политотдела. Нажалуется Клещицу, а это конец карьере. Недоразвитый Мальцев на гражданке себя чувствует как рыба в воде, а что будет делать там Галимов?
Эта нехорошая история с ЗИПом дошла до командира дивизиона майора Кузьмина. Кузя сначала решил посадить Паренька на гауптвахту. Но оказалось — нельзя, Паренек уже исключен из списков части. Ходит по части в потертых джинсах, в футболке с надписью по-английски «Чикагский буйвол» и с сумкой через плечо, как бродяга какой-то. В общем, как и раньше, позорит звание офицера. Мало ему морду набили когда-то. Как появится на КПП, так с казармы сбегаются голодные духи, караулят его, что ли? Он и сейчас покупает им пряники в солдатской лавке, по три килограмма каждый день. Даже прапорщик Шубин понимает, сделал ему замечание — за панибратство от двух до пяти. Хоть бы уезжал поскорее, что ли… Поэтому Кузя со злости решил посадить на гауптвахту самого капитана Галимова. Но потом, когда узнал, что имущество натаскано с пусковых других дивизионов, передумал.
Ан-24 напрягся и начал свой разбег по грунтовой взлетной полосе. Все ближе конец полосы, за которой начинается поросшая чахлыми кустиками маньчжурская степь. На приборной панели загорелся рубиновый огонек «Точка невозврата». Еще через пять секунд командир экипажа взял штурвал на себя, и АН-24 взмыл в синее забайкальское небо. Мальцев прильнул к иллюминатору и увидел внизу стремительно уменьшающееся дощатое здание, похожее на большой амбар, с надписью «Аэропорт Борзя». Вокруг него суетились маленькие автобусы. Сейчас они заберут немногочисленных пассажиров и покатят обратно в Борзю. Прощай, Борзя! Пареньку почему-то не радостно, а совсем наоборот. Грустно, аж горло сдавило. Самолет набрал высоту, и взгляду Паренька открылся лунный пейзаж манчжурской степи.
Прощай, ЗабВО! Он пережил это!
Духовой оркестр после демобилизации Паренька распался. Духовые инструменты сложили в кладовке клуба до лучших времен. Продавщица солдатского ларька и библиотекарша до сих пор вспоминают красавца-солдата, так здорово игравшего на самой большой блестящей трубе, и дирижера-двухгодичника, которому они дали прозвище Снегурочка. На клубном пианино тоже никто не играет. Иногда случайный солдат, забредя после продуктовой лавки в клуб, открывает крышку и негнущимся заскорузлым пальцем ударяет по клавише. После чего закрывает крышку и идет дальше по своим солдатским делам.
Эпилог
Младшего лейтенанта Лосева так и не нашли. Больше никто о нем ничего не слыхал. Его боксерские кубки так и остались стоять на шкафу в опустевшей восьмой квартире.
Плейшнер вернулся из отпуска с молодой женой с фотографии, висевшей у него над кроватью. Им дали отдельную однокомнатную квартиру, а через год у них родился мальчик.
Бас занял место сбежавшего Лося в секретном плане ротаций офицерского состава. Его фамилия прописалась в квадрате «Туркестанский военный округ». Все сомнения отпали, когда через некоторое время после печального инцидента с помощником военного прокурора и хлебным крюком Бас после очередного посещения «Садко» направился в гарнизонный универмаг. Там он устроил скандал в отделе головных уборов, требуя, чтобы ему дали примерить полковничью папаху. После этого он беспричинно напал на единственный в универмаге мужской манекен, рекламирующий офицерскую парадную форму, и начал его избивать. Потом Бас заплатил через сберкассу за искалеченный манекен, который ему отдали за невозможностью восстановления. Бас принес его в восьмую квартиру и установил в прихожей, где он и стоял, пугая приходивших в гости женщин.
Объяснительная записка, написанная по указанию секретаря горкома товарища Злобина учащейся ПТУ Лидией Пасечниченко по прозвищу Чесотка о сближении ее с лейтенантом Плейшнером, имела неприятное продолжение. Среди девушек мгновенно распространился слух, что таким образом можно выйти замуж за военного, и они завалили секретаря партийной организации ПТУ Ольгу Игоревну Бебешко подобными объяснительными записками. Поскольку девушки использовали как шаблон записку Чесотки, получалось, что ничего не подозревающий лейтенант Плейшнер за полгода сблизился практически со всем женским составом ПТУ. Приученная к партийной дисциплине Бебешко отнесла эти заявления секретарю горкома Злобину. Злобин, не ожидавший такой активности, сперва несколько растерялся. Поразмыслив над ситуацией, он не нашел прямого применения объяснительным запискам пострадавших от Плейшнера студенток и спрятал их до поры до времени на дно своего партийного сейфа. На партсобрании ПТУ по указанию Злобина рассмотрели сложившуюся ситуацию и дали Бебешко строгий выговор с занесением за плохую воспитательную работу среди учащихся.
