Генеральская дочка Настя Котлярова тем летом поступила на филологический факультет МГУ. В ее жизни будет много хорошего. Москва, красный диплом «факультета невест», европейские отели, ночное пати на пляже Ибицы и ухоженный домик с бассейном в двадцати километрах от Мадрида. Но иногда сеньора Анастасия Коробкина будет пугать непонятной грустью своего мужа, работника советского торгпредства в Испании сеньора Коробкина. В эти минуты она будет вспоминать долговязого парнишку по имени Сережа, с которым девочка Настя тайно встречалась на хоздворе пропахшей кислым пивом и такой далекой теперь борзинской гауптвахты.
Во время последней потасовки в «Садко», случившейся из-за Ирки Фигуры, там выбили оконную шибку, продырявили музыкантам барабан, сломали мраморный рукомойник, а Ирке подбили глаз. После этого директор «Садко» Гнус выполнил свои давние угрозы и уволил Фигуру из ресторана. На следующий день она как была с фингалом под глазом и с разбитым носом, так и заявилась домой к Мишке. С порога упала ему на грудь и так разревелась, что соседи вызвали милицию. А Мишка Фигуру целует, сам чуть не плачет от нечаянного счастья, так в загс и завалились, в слезах, с фингалом и разбитым носом. Очереди в Борзе небольшие, так что через неделю Ирина Ветрова стала Ириной Сапожковой. От Иркиной небесной красоты в фате и в белоснежном платье загсовское начальство опупело и, несмотря на фингал под ее глазом, все фотографировало Ирку для какого-то своего информационного стенда.
Подполковник Клещиц все-таки узнал в особом отделе, где майор Вольф откопал свою жену. Анна Васильевна Вольф, в девичестве Мерзляева, уроженка города Эмба Мугалжарского района Актюбинской области. По данным особого отдела туда же, на полигон Эмба, по распределению был направлен после окончания училища лейтенант Вольф. Сам подполковник Клещиц благополучно заменился в Прибалтийский военный округ. О борзинском периоде его жизни ему напоминал только тревожный сон, в котором Клещицу являлся бледный младший лейтенант Лосев, молча давал пачку денег и, криво ухмыляясь, исчезал.
Все случилось, как в том самом сне. Весенним вечером Люся Вислякова вошла в купе полупустого поезда «Пекин-Москва» и сквозь окно с белыми занавесками смотрела, как Борзинский перрон поплыл прочь, пока не скрылся за поворотом в фиолетовой дымке. Так и запомнит Люся на всю жизнь: теплый сиреневый вечер, знакомый до боли перрон уплывает в ночную темноту и две фигурки на нем машут руками. Тетя Маша держится за дядю Кешу и ревет, уткнувшись ему в плечо. Дядя Кеша опять в пиджаке, при галстуке и опять зачем-то трет глаза. А рядом с Люсей сидит и смотрит в окно на уплывающую Борзю ее тяжелое счастье — лейтенант Висляков. Во внутреннем кармане его парадного мундира, отглаженного Люсей и висящего сейчас на плечиках, лежит предписание: «Лейтенанту Вислякову Н. В. прибыть в распоряжение штаба группы советских войск в Германии, город Вюнсдорф, Восточная Германия».
Люся прижалась щекой к плечу мужа. Мой Висляков. А она чья?
Ну так в новом паспорте написано — Вислякова.
По возвращению домой Мальцев не вернулся в институт физики. Одним из последствий его пребывания в армии явилась полная потеря интереса к физике. Отдохнув две недели, он подал документы в отдел кадров НИИ «Квант», закрытый почтовый ящик, занимавшийся разработкой аппаратуры наведения крылатых ракет морского базирования. После месяца проверки он получил вторую форму допуска и был принят на работу инженером-конструктором второй категории.
Тогда же он увлекся системой духовного и физического оздоровления Порфирия Иванова. Однажды промозглым ноябрьским днем он пошел на прогулку в лесопарк, находившийся рядом с институтом физики. Сойдя с автобуса, он снял ботинки с носками и спрятал их в сумку. Потом закатал до колен джинсы и, ступая в холодную грязь, оставшуюся после вчерашнего дождя, пошел по лесопарку. Так полагалось по Порфирию Иванову.
И тут он увидел Поплавскую. Она шла навстречу. В замшевом плаще с поднятым воротником, в сапогах на высоком каблуке, держа под руку какого-то парня. У Мальцева привычно заныло под ложечкой. Как будто и не было этих двух лет. Те же большие серые глаза, те же пепельные волосы с фиолетовым отливом. Пожалуй, похорошела. Поплавская замедлила шаг и, как завороженная, уставилась на босые ноги Мальцева, покрытые по колено налипшей грязью. Потом она медленно подняла голову, и их взгляды встретились. Мальцев учтиво, как-то по-японски кивнул головой и опустил глаза. Поплавская тоже неуверенно кивнула и опять уставилась на ноги Мальцева. С трудом оторвав взгляд, она зябко поежилась, плотнее прижалась к своему спутнику и что-то сказала ему на ухо.
