Зато ко мне меньше внимания на верхах по обе стороны баррикады. Директор точно рассчитал, что это даст нам возможность работать дольше без всяких препятствий, в то время как наиболее распиаренные научно-исследовательские группы находятся под пристальным наблюдением и контролем как чиновников, так и нарастающего движения неолудов.
А сегодня бесчинствующая толпа с криками и ревом выбила окна в двух зданиях на другой стороне Тверской, напротив Елисеевского, в элитном ювелирном и в гастрономе «Армения». В ювелирный ухитрились зашвырнуть бутылку с коктейлем Молотова, но автоматическая система безопасности с легкостью погасила вспыхнувший пожар.
Все средства информации подчеркнули с особой гордостью и значением, что ничего не похищено, дескать, нападение по идеологическим мотивам, с криминалом ничего общего. На витрине остались как золотые украшения с заоблачными ценами, так и часы «Тесла» в алмазной оболочке с камешками из металлического водорода.
Дескать, эти люди, что бросают в окна магазинов бутылки с зажигательной смесью, ну прям кристально чистейшие люди, нечто вроде народовольцев, что бросали бомбы в царей ради наступления справедливого общества всеобщего равенства и щастя.
Ну, массмедиа издавна на стороне протестующих, с этого кормятся, но вот что с камер слежения ничего снять не удалось, что при такой изощренной технике просто невероятно, звучит тревожно и даже пугающе. Похоже, и там у неолудов свои люди или сочувствующие.
Сюзанна без предупреждения включила большой экран, я дернулся, когда яркий свет упал на поверхность стола в моем кабинете и почти стер оттуда чертежи и графики.
– Ты чего?
Она сказала быстро:
– С вами будет говорить Скурлатский, директор института, если вы еще помните…
Я подобрался, торопливо собирая в кулак все мысли и чувства, директор часто указывал на мою несобранность, постарался расположить лицевые мускулы так, чтобы выглядеть серьезным и значительным.
– То-то сейчас о нем подумал. Хотя мы недавно говорили…
– Что-то изменилось, – успела сказать она в сотую долю секунды по мыслесвязи, – или он на основании того разговора принял какое-то решение…
Она не закончила, по ту сторону рамки экрана возникло лицо Скурлатского, усталое, в глубоких складках и морщинах, как печать долгой и плодотворной жизни, где взлеты и падения, но без провалов, и вот теперь он, как все видавший Гильгамеш, смотрит мудро и с пониманием, бодрым видом ни его не обманешь, ни он меня.
– Добрый день, Макар Афанасьевич, – сказал я льстиво. – Хорошо выглядите. А то у нас прошел слух, что приболели…
Он проговорил надтреснутым голосом:
– Я не приболел, а заболел. Вечером кладут в стационар на обследование. Надеюсь, пробуду недолго.
– А как мы надеемся!
Он даже не повел бровью в ответ на мою откровенную лесть, сказал мрачно:
– Все же оставлю ряд распоряжений… Хотя нет, только одно, но весьма…
– Я весь внимание, – ответил я с настороженностью в голосе и одновременно почтительностью. – Слушаю и повинуюсь, как сказал визирь падишаху. Или султану.
Он бросил на меня недовольный взгляд, я подумал опасливо, не переигрываю ли, постарался выглядеть еще почтительнее.
– На время моей лежки в клинике, – продолжил он, – вся полнота власти в институте переходит в ваши руки, Гарольд Анатольевич!.. Напоминаю, временно! В отделе старшим остается Камнеломов, а я сейчас вот отдаю распоряжение, что также и ресурсы всего научно-исследовательского центра, который возглавляю, временно в вашем распоряжении… В том числе и лаборатории, где разрабатывают так ожидаемый вами чип нового поколения.
Я вздрогнул, директор тот еще стратег, пальцем не шевельнет без дальней цели.
– Надеюсь, – спросил я с тревогой, – обследование не продлится долго! Я не готов, вообще-то, возглавлять и руководить.
Он поморщился, голос прозвучал брюзгливо:
– В наше время даже неделя большой срок. Особенно в моем возрасте, когда накопилось много всякого, от камней в почках до тромбов в каждом сосуде и сосудике… В общем, с этой минуты мои обязанности исполняете вы. Временно, конечно, но все равно можете наломать дров, так что, пожалуйста, сдерживайте свои прекрасные и потому опасные порывы. Не навредите!.. И не привлекайте внимания.
– Буду сидеть тихо, – ответил я поспешно, – как самая мелкая мышка! Хвостиком не шевельну. Ни пискну!
Он милостиво кивнул, экран тут же погас. Я несколько мгновений пребывал в обалделости, наконец Сюзанна поинтересовалась осторожно:
– Какие-то указания будут?
– Почти никаких, – ответил я. – Разве что по мелочи.
Она поинтересовалась тихо:
– А если с директором что-то случится…
Она сделала намеренную паузу, умеет пользоваться интонациями, я ответил хмуро:
– Намекаешь на директорство? Исключено. Совет Академии Наук кандидатуру такой мелочи, как я, даже рассматривать не станет.
– А совет инвесторов?
– Те и вовсе… Поставят кого-то из своих генералов. А меня могут и вовсе вышибить за непочтительность к авторитетам… Так что давай воспользуемся временными возможностями, пока они есть. И будем молиться за скорейшее выздоровление Макара Афанасьевича.
– Молиться?
– Держать кулаки, – ответил я. – желать всеми фибрами!.. А пока поделикатнее сообщи по отделу о решении директора института. Упомяни, что я сам обалдел! И подчеркни, что это на самый короткий срок, у директора всего лишь плановое обследование.
Она сказала понимающим тоном:
– На самый короткий срок допустимо, хотя вне правил, а так его решение опротестовали бы… он все сделал в рамках, хотя и по самому краешку. Уже оповещаю…
Глава 10
Пока Сюзанна сообщала новость и растолковывала подробности, я размышлял, что директор, судя по его решениям, достаточно остро чувствует, как на мир надвигается большая и зловещая Тьма. Потому и передал мне власть, всячески подчеркивая для наблюдающих за нами органов, что это временно, всего на несколько дней.
Вряд ли рассчитал до мелочей, как именно распоряжусь возможностями, но понимает, что воспользуюсь примерно так, как хотел бы сделать он.
Ему труднее, да и на виду, уже публичная фигура, каждый шаг зрим и обсуждаем, так пусть лучше чешут языки, от какой болезни слег и что будут обследовать, а также какие болячки могут найти при его почтенном возрасте. Медики все еще хранят врачебные тайны пациентов, потому журналистам широкое поле для догадок.
Камнеломов, узнав о решении директора, побелел от ярости. Директорство – это уже не наука, он бы справился с руководством куда лучше меня. Ему сочувствовали, утешали, повторили несколько раз, что директор долго в больнице не пробудет, а затем все вернется на свои места.
