— Ты это чего? Решил за мной приударить?
Тут проснулась и Чжу Цзюйхуа. Увидав эту сцену, она тоже засмеялась. А Сяохоу, любуясь Ню Сяоли, вдруг поцеловал ее в щеку и произнес:
— Красивая.
Ню Сяоли развеселилась пуще прежнего:
— Тебе всего-то четыре года, чтоб ты понимал.
— Не только Сяохоу считает тебя красивой, я тоже так думаю, — вмешалась Чжу Цзюйхуа.
Ню Сяоли смущенно спросила:
— А что во мне красивого?
— Я точно не скажу, но чувствую, что в тебе есть что-то особенное, — ответила Чжу Цзюйхуа.
— Что именно?
Тут Чжу Цзюйхуа словно осенило и она, всплеснув руками, ответила:
— У тебя черты лица точь-в-точь как у иностранки.
Все трое снова улеглись спать и больше ночью уже не разговаривали. Едва начало светать, спящую Ню Сяоли кто-то стал тыкать, пытаясь разбудить. Ню Сяоли открыла глаза и увидела дворничиху. Толстуха с респиратором на лице тыкала своей метлой во всех, кто пристроился у стены зала ожидания. Как только ее жертва вставала с места, она, поднимая клубы пыли, начинала орудовать своей метлой, зато так она очень быстро всех подняла на ноги. Проснувшаяся троица последовала примеру остальных, взяла свои сумки и, отойдя подальше от стены и вздымавшейся пыли, прошла к центру привокзальной площади. Ню Сяоли и Чжу Цзюйхуа, поочередно присматривая за багажом, сходили сначала в северную часть площади, где находился общественный туалет, потом в восточную часть, чтобы прополоскать рот и умыться в фонтане, а после все вместе отправились в южную часть к закусочным, где Ню Сяоли решила купить три чашки жидкой пшенной каши. Порция каши стоила один юань, к ней бесплатно прилагалась маринованная редька. Чжу Цзюйхуа вынула лепешки, и все трое вприкуску с редькой стали завтракать. Горячая, с пылу с жару каша пришлась для их желудков как нельзя кстати. Позавтракав, троица снова присела на ступени площади и стала глазеть по сторонам. Дождавшись, когда вокзальные часы пробьют восемь, женщины, взяв свои сумки и Сяохоу, направились занимать очередь к выходу на платформу. Чтобы во время посадки на поезд оказаться в первых рядах, занимать очередь следовало за два часа. Хоть билеты у них и были стоячие, но они надеялись, что в поезде смогут отвоевать хотя бы одно сидячее место. Они простояли в очереди больше часа, пока без двадцати десять вход наконец не открыли. После проверки билетов женщины протиснулись внутрь и, подхватив под руки Сяохоу, пустились бежать в сторону платформы: сначала вверх по надземному переходу, потом вперед, потом вниз, потом вдоль платформы, пока наконец не подбежали и не встали самыми первыми у черты с обозначением их вагона. Ню Сяоли и Чжу Цзюйхуа от такой пробежки еле переводили дух, а вот Сяохоу стоял спокойно и невозмутимо, словно и не бежал вовсе. Чжу Цзюйхуа обронила, что ежедневное лазанье по деревьям и охота за вороньими гнездами явно пошли ему на пользу. Ню Сяоли улыбнулась. Они подождали еще десять минут, прежде чем вдали показалась голова состава. Посмотрев на приближающийся и постепенно замедляющий ход поезд, Ню Сяоли поняла, что они зря отстояли очередь: сквозь окно было видно, что вагон битком набит людьми. Когда же двери вагона открылись, выходящих оказалось гораздо меньше, чем заходящих. Их троих толпа впихнула внутрь вагона, в котором из-за людей и багажа не было даже просвета, чтобы пошевельнуться. «Куда они все едут? Все куда-то спешат, норовя разъехаться по разным городам и весям, что у них за дела?» — про себя вздохнула Ню Сяоли. Тут Чжу Цзюйхуа обмолвилась, что им еще повезло: заранее заняв очередь и добежав до платформы первыми, они хотя бы смогли влезть в этот поезд. Тут Ню Сяоли посмотрела в окно и увидела, что многие вообще не смогли влезть, и теперь проводник выталкивал их наружу. Отпихнув несчастных, проводник с силой закрыл дверь, и поезд наконец тронулся. «С одной стороны, — рассуждала про себя Ню Сяоли, — это плохо, что бедняков в мире становится все больше, ведь все стремятся отхватить самые дешевые билеты, но с другой стороны, мы не зря отстояли такую очередь». Когда Ню Сяоли собиралась в дорогу, с ней хотела поехать Баньцзю, которая мечтала прокатиться на поезде. Как же хорошо, что Ню Сяоли ее с собой не взяла, иначе бы ее тут просто расплющили.
Поезд то шел, то останавливался, но с утра и до самого вечера в вагоне так и не появилось никакого просвета. Хорошо еще, что в сумке у Чжу Цзюйхуа были припасены лепешки, иначе они бы остались голодными. Сначала им казалось, что самое большое испытание — это давящая со всех сторон толпа, но потом они поняли, что самым большим испытанием была невозможность сходить в туалет. Пока кто-то один из них вместе с Сяохоу оставался присматривать за вещами, другой пытался протиснуться через толкучку к туалету. Если в туалет хотел Сяохоу, то Чжу Цзюйхуа шла вместе с ним. Но в туалет хотелось сразу всем пассажирам, поэтому еще пару часов приходилось терпеть у дверей и только потом, если повезет, можно было пробиться внутрь. В поезде они провели два дня и одну ночь, и все это время их животам тоже пришлось терпеть, пока поезд не прибыл на конечную станцию в административный центр провинции N. Выйдя из поезда и оказавшись за пределами вокзала, все трое ринулись в туалет. Сделав свои дела, Ню Сяоли осмотрела свои ноги, — они ужасно отекли и теперь при нажатии на них образовывались ямки. Она посмотрела на ноги Чжу Цзюйхуа, но ничего подобного не увидела. Тогда она посмотрела на Сяохоу, но тот не только не страдал от отеков, но, полный сил, снова вооружился вертушкой и как сумасшедший гонял с ней по привокзальной площади. Похоже, эти двое были приспособлены к трудностям намного лучше, чем Ню Сяоли. В городе только что прошел дождь, поэтому малейший ветерок обдавал холодом. Ню Сяоли и Чжу Цзюйхуа быстренько утеплились; на Сяохоу Чжу Цзюйхуа тоже надела одежду потолще. После этого все трое снова пристроились на ночлег у вокзальной стены. На следующий день с утра пораньше они сели на городской автобус и доехали до автовокзала. Пассажиров на междугородний автобус до уездного центра Циньхань было совсем немного, больше половины мест в нем пустовали. Сяохоу, на которого билета не покупалось, усадили на свободное место между Ню Сяоли и Чжу Цзюйхуа. По сравнению со вчерашней поездкой на поезде здесь они чувствовали себя более чем вольготно. Ню Сяоли поняла, что Циньхань — это глушь, в которую мало кто ездит.
Когда автобус выехал из административного центра, вокруг раскинулся пейзаж из гор и водоемов, который резко разнился с тем, что остался в родных краях за четыре с лишним тысячи ли. Если там повсюду расстилалась равнина, то здесь местность была горной, за каждой из гор высилась еще одна гора, поэтому их автобус то и дело проезжал сквозь тоннели. В дороге у Сяохоу поднялась температура. Еще совсем недавно до посадки на автобус с ним все было в полном порядке, но стоило им отъехать, как у мальчика начался жар. Ню Сяоли предположила, что раз температура у Сяохоу поднялась в автобусе, то, скорее всего, он простыл еще в поезде. Они все время простояли в тамбуре, где сильно поддувало снизу. И хотя в потной толпе они не мерзли, Сяохоу, который то и дело кемарил, всякий раз просыпался мокрым от пота, видимо из-за этого его и продуло. Было бы даже странно, если б ребенок не заболел после такой ужасной дороги. Но Чжу Цзюйхуа возразила: «Если бы его продуло в поезде, он бы затемпературил еще вчера вечером, с чего бы организму так долго ждать? Скорее всего, температура поднялась из-за того, что нам пришлось после дождя коротать ночь на улице. И пусть мы укрывались одеялом, земля-то была холодной, вот Сяохоу и замерз». Ню Сяоли доводы Чжу Цзюйхуа показались убедительными. Сначала у Сяохоу горел только лоб, но к обеду мальчик уже горел целиком. В этот момент они как раз проезжали уездный центр Дацин, и Ню Сяоли предложила выйти и сходить с Сяохоу в больницу. Чжу Цзюйхуа вместо ответа шлепнула Сяохоу по щеке и выругалась: «Твою мать, знала бы, не брала бы тебя с собой!» Сяохоу вскрикнул и расплакался. Ню Сяоли не знала, плакать ли ей вместе с ним или смеяться, она заметила, что мальчик не мог специально напустить на себя жар, и вообще ему всего лишь четыре года. С этими словами она встала и взяла багаж, собираясь на выход. Однако Чжу Цзюйхуа не двинулась с места.
