– Не очень, – ответил Макс.
– И мне тоже не очень.
– Знаешь, – заметил Макс, – мне даже легче от мысли, что я переживаю это вместо со всеми!
* * *
Налеты продолжались всю ночь. Анна спала урывками: ее то убаюкивало гудение самолетов, то будил отдаленный грохот. Наконец в половине пятого утра объявили отбой и в холле появилась фразу Грубер. Эскалацию воздушной войны, предпринятую Гитлером, она восприняла как личный вызов и решила ответить на нее чашками с чаем. Фрау Грубер отодвинула шторы затемнения, и Анна с удивлением увидела, что Бедфорд-террас выглядит как обычно. На улице было пусто, обшарпанные домишки молчаливо стояли под бледным небом – как будто прошедшая ночь ничем не отличалась от предыдущих. Дверь в доме напротив открылась, и оттуда вышла женщина в брюках и пижаме, надетой поверх брюк. Она внимательно взглянула на небо – прямо как Анна минуту назад. Потом зевнула, потянулась и ушла обратно в дом – то ли досыпать, то ли готовить завтрак.
* * *
Максу не терпелось приступить к своей новой работе как можно скорее. Он с трудом дозвонился на Юстонский вокзал по телефону. Ему сообщили, что противник не ведет активных боевых действий по всей линии фронта. Поэтому мама и Анна попрощались с Максом и, как обычно, ушли на работу. А Макс в компании папы остался собирать вещи.
Было чудесное ясное утро. Анна шла к Тоттенхэм-Корт-роуд и удивлялась обыденности того, что видела. Правда, на улицах было больше машин и такси, чем обычно, и часто – с багажом, уложенным высокой кучей на крыше: люди покидали город. Пока Анна стояла на перекрестке, напротив открылась лавка зеленщика. Хозяин ей улыбнулся и заметил:
– Шумная ночка!
– Да, – согласилась Анна и улыбнулась в ответ.
Она торопливо прошла позади Британского музея (самая скучная часть ее ежедневного маршрута) и свернула туда, где было интересней, – на улицу с магазинами. На тротуаре валялись осколки стекла. Кто-то разбил окно, решила Анна. А потом подняла глаза – и увидела улицу.
Осколки и куски кирпича валялись повсюду. Двери болтались. А на газоне напротив, где должен был стоять дом, зиял провал. Верхний этаж и большая часть передней стены дома рухнули и превратились в груду камней и кирпичей, заваливших дорогу. Несколько человек в рабочих комбинезонах сгребали их лопатами в грузовик.
Внутри того, что осталось от дома, были зеленые обои и ванная, выкрашенная желтой краской. Хотя большая часть пола рухнула, догадаться о том, что это именно ванная комната, не составляло труда – по ванне, которая будто висела в воздухе. А над ней – крючок с фланелевым полотенцем и стаканчик для чистки зубов в форме Микки-Мауса.
– Ужас, правда? – спросил пожилой человек, остановившийся рядом с Анной. – Еще хорошо, что дома никого не было. Хозяйка повезла детей к своей сестре. У этого Гитлера совсем нет мозгов! – И он стал подметать стекло перед своим магазинчиком.
Анна медленно шла по улице и радовалась, что бомба попала в пустой дом. Часть улицы, прилегавшая к полуразрушенному дому, была оцеплена – на случай, если дом упадет. Неподалеку мужчина и женщина заделывали выбитые окна с помощью листов строительного картона. Кто-то из мужчин, сгребавших кирпичи, крикнул, чтобы она скорее уходила. И она свернула на боковую улицу.
Здесь разрушения были несильными: разбитые окна, пыль и штукатурка под ногами. Анна шла, пытаясь не наступать на стекла, и заметила: в осколках отражается солнце! Ветерок свивал струйки пыли у нее под ногами, загоревшими под лучами бесконечного летнего солнца. И Анне вдруг захотелось прыгать. Какое ужасное чувство, укоряла она себя, ведь во время ночного налета погибли люди! Но другая часть ее существа не желала об этом знать.
Над головой голубело небо, солнце ласково грело руки, не закрытые рукавами. Воробьи суетились над водосточным желобом. Гудели машины. Шли люди, разговаривая друг с другом… Анну вдруг охватило счастье от того, что она жива!
Те бедные люди… У них ведь теперь нет дома, пыталась думать она… Но эта мысль, не успев окрепнуть, тут же вытеснялась ощущением счастья.
Она глубоко вздохнула – в воздухе пахло битым кирпичом и штукатуркой – и побежала по улице, по Тоттенхэм-Корт-роуд – и так бежала до самого здания секретарских курсов.
Глава девятая
Теперь налеты случались каждую ночь. Как только наступали сумерки, раздавался вой сирены – почти сразу, как в небе появлялся немецкий бомбардировщик. И отбоя не было до первых проблесков рассвета. Это происходило с такой точностью, что по бомбардировкам можно было сверять часы.
Анна могла сказать:
– Мама, я схожу в магазин за конфетками? Будем есть их во время воздушного налета.
А мама отвечала:
– Хорошо, только поторопись: они будут здесь через десять минут.
И Анна бежала по теплым затемненным улицам к кондитерскому магазинчику рядом со станцией метро, чтобы купить немного ирисок. Продавщица поспешно взвешивала конфеты, одним глазом поглядывая на часы. А потом Анна мчалась обратно и успевала вбежать в гостиницу с первыми завываниями сирены.
Теперь они с папой и мамой спали в холле, хотя в гостинице появилось много свободных комнат: многие постояльцы съехали сразу же после первого большого налета. И каждый день кто-нибудь уезжал. По ночам Анна лежала в темноте и ждала, когда немецкие самолеты сбросят свои бомбы. Ожидание изматывало, и казалось, нет такой силы, которая способна остановить немцев.
Но через несколько ночей к знакомым звукам внезапно прибавились глухие удары, как будто взрывался наполненный воздухом огромный барабан. Фрау Грубер, за короткое время ставшая настоящим экспертом по налетам, определила, что это стреляют противовоздушные орудия. Теперь заснуть стало еще сложнее. Тем не менее все обрадовались.
Удивительно, как быстро человек привыкает спать на полу, думала Анна, прямо по-настоящему спать. А что? У тебя много одеял, тяжелые деревянные жалюзи на окнах не только приглушают шум, но и рождают ощущение защищенности. Правда, Анна постоянно недосыпала. Все остальные тоже недосыпали – еще одно обстоятельство, ставшее жизненной нормой. Куда бы ты ни шел днем, тебе всюду встречались дремлющие люди – в парках, в автобусах и метро, в углу чайной… Одна девушка на секретарских курсах заснула прямо над пишущей машинкой. Разговаривая, собеседники зевали прямо на середине фразы, а потом продолжали беседовать, не утруждая себя извинениями.
Через три недели после начала массированных налетов бомба упала на Рассел-сквер. В мягкой земле образовался кратер, большая часть окон на Бедфорд-террас была разбита. Анна в это время спала. К счастью для нее, бомбовая воронка всосала в себя все что могла. Поэтому стекла и жалюзи (которые ни от чего не защищали) упали на тротуар, а не на людей в холле.
Анна, еще не совсем проснувшись, вскочила на ноги, с трудом понимая, что произошло. У нее на лице трепетал кусок занавески, и ничто не мешало ей видеть улицу: а там дежурный по воздушным налетам изо всех сил свистел в свисток. Люди, спотыкавшиеся в кромешной тьме вокруг Анны, спрашивали друг у друга: что, что произошло? И откуда-то издалека звал мамин голос:
